История

Глава I. Появление казачества на Урале и образование Яицкого (Уральского) войска Глава II. Городовые казаки. Казаки уфимские и исетские Глава III. Создание Оренбургского нерегулярного казачьего войска в середине XVIII в. Глава IV. Внутренняя военная служба оренбургских и уральских казаков Глава V. Участие оренбургских и уральских казаков в войнах и степных походах Российской империи (XVIII - начало XX вв.) Глава VI. Территория, внутреннее устройство и социально-экономическое положение Оренбургского и Яицкого (Уральского) казачьих войск в XVIII - начале XX вв. Глава VII. Военная форма оренбургских и уральских казаков Глава VIII. Казачий быт и образ жизни Глава IX. Первая мировая война и Октябрьский переворот 1917 г. в истории оренбургского и уральского казачества Глава X. Казачество Урала в Гражданской войне (1918-1920 гг.) ---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Глава I Появление казачества на Урале и образование Яицкого (Уральского) войска Происхождение слова казак и его первоначальное значение до сих пор остаются исторической загадкой. Само оно присутствует, практически, во всех восточных языках. Византийский император Константин Багрянородный еще в конце X в. в своей книге «Об управлении империей» писал, что среди кавказских народов живет племя касахов. Высказывалось предположение, что это название происходит от кавказского же народа касогов или от средневекового народа хазар (казар). У многих восточных народов под названием казак существовали самые разнообразные по форме и содержанию понятия: у персов газак - человек, состоящий на оплачиваемой государственной службе (газа); у арабов казак - воин, сражающийся за веру и закон Пророка; у монголов существуют два слова ко и зах, означающие: первое - «броня», «латы», «защита»; второе - «межа», «граница», «рубеж». Отсюда - ко-зах - «защитник границы». В тюркских языках слово каз означает «гусь», но здесь же слово казак, кассак означает «вольный, свободный человек». По мнению большинства современных ученых именно это понятие и составляет этимологическое значение термина казак. Неясным остается также и семантическое содержание этого слова: что это - этноним или политоним? Советская историография долгое время объясняла возникновение казачества как реакцию народа на усиление крепостнического гнёта на Руси (расселение беглых холопов на окраинных землях и собирание их в казачьи ватаги). Однако сами казачьи историки (в основном - в эмиграции) предлагали и предлагают иную версию происхождения казаков. Так, по мнению Г.В. Губарева, составителя «Казачьего словаря-справочника», впервые изданного в 1968 г. в США, ядром казачества явились половецко-русские кочевые племена («бродники»), в XII-XIII вв. жившие по окраинам «Дикого Поля», а затем включенные в состав Золотой Орды. После распада последней казаки-бродники начинают переходить на службу к Московскому государю, выполняя функции пограничной стражи южных рубежей Русского государства. Здесь, благодаря притоку русских, они окончательно «обрусачиваются», перенимают русский язык и православие. Это были так называемые городовые казаки, то есть казаки, жившие в пограничных городках и несшие сторожевую и разведывательную службу в степи. Первое упоминание о казаках в русских летописях относится к 1444 г., когда казаки, жившие на окраине Рязанского княжества, вместе с рязанцами участвовали в отражении набега одного из ордынских царевичей. А под 1502 г. летопись официально упоминает о рязанских городовых казаках, которые должны были находиться на службе у государя Ивана III. Здесь же впервые идет речь о так называемых вольных (или «воровских») казаках, которые бросали службу и «самодурно» уходили на Дон, Волгу и в другие районы степи. Это были казаки, несогласные с политикой Москвы и стремившиеся жить вольно, никому не подчиняясь. На новых местах они селились ватагами в укрепленных городках - станицах. В отличие от городовых казаков, которые за свою службу получали от правительства жалование «свинцом, порохом, хлебным провиантом и деньгами», казаки-вольники должны были обеспечивать себя всем сами, в основном за счет грабежа соседей и купеческих караванов, в том числе и русских. Поэтому нет ничего удивительного в том, что очень скоро «воровские казаки» стали врагами как для кочевников-степняков (ногайцев), так и для Москвы. В 1538 г. вольные казаки впервые были упомянуты в официальном ответе Московского правительства ногайцам, жаловавшимся на разорение их кочевий «воровскими казаками»: «и вам гораздо ведомо лихих где нет. На поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки; а и наших украин казаки с ними смешавшись ходят, и те люди, как вам тати, так и нам тати и разбойники». Основным районом расселения казаков-вольников были Донские степи, через которые проходили караванные пути, связывавшие Московскую Русь с югом. Здесь, по берегам среднего и нижнего течения р. Дон, они возводили свои станицы и отсюда совершали набеги на Крым, Азов, Волгу. На новых местах своего поселения казаки устраивались по-своему. Идеалом казачества была полная личная свобода, общинное землепользование, выборное управление, собственный суд, равенство всех членов общины, пренебрежение к материальному благополучию и взаимная защита от врагов. Поэтому в своем бытовом устройстве казаки не стремились обрастать недвижимостью, а имели общее владение земельными угодьями и управлялись выборной властью - атаманом. Происхождение этого термина историки трактуют по-разному. Одни считают, что он происходит от гото-германского «atta» («отец») и «mann» («муж», «витязь»). Другие - что его корни восходят к военной терминологии Золотой Орды, и означает этот термин «отца-темника», «отца-командира» (атта-тумен). Атамана выбирали общим голосованием на народном собрании - казачьем кругу и власть его была временной, хотя подчинение ему - беспрекословным. В каждой станице был свой атаман, которому помогали управлять есаулы и писарь. Во время военных походов выбирался специальный походный атаман, власть которого во время похода была абсолютной. Дисциплина в казачьих ватагах-станицах была очень строгой: воровство, дебоши карались публичной поркой, трусость и пьянство в походе или карауле - смертью («в куль и в воду»). Первое упоминание в летописи о Донских казаках датируется 1549 г., когда ногайский князь Юсуф жаловался царю Ивану IV на то, что «казаки его в трех, четырех местах города поделали, с Азова оброк снимают и воду из Дона пить не дают». На что царь Иван Васильевич отвечал: «наших казаков на Дону нет никого, а живут на Дону из наших государств беглые люди… на Дону живут разбойники, без нашего ведома, … мы и прежде посылали истребить их, да люди наши достать их не могут». В исторической науке существуют две версии появления казаков на Урале. В 1748 г. известный исследователь Уральского края П.И. Рычков записал со слов войскового атамана Яицкого казачьего войска Ильи Меркурьева бытовавшее среди яицких казаков предание о донском казачьем атамане Василии Гугне - родоначальнике яицкого (уральского) казачества. Предание передавалось И. Меркурьевым якобы со слов вдовы атамана Гугни - некогда пленной татарки Гугнины: «Во время Тамерлана один донской казак, по имени Василий Гугня, с 30 человеками товарищей из казаков же и одним татарином, удалился с Дона для грабежей на восток, сделал лодки, пустился в Каспийское море, дошел до устья Яика (Урала) и, найдя окрестности его необитаемыми, поселился в них». От браков атамана Гугни и его товарищей с захваченными «татарками» и пошло Яицкое (Уральское) казачество, чью родословную, следовательно, нужно начинать с конца XIV в. Однако казачий историк XIX в. А.И. Левшин, комментируя первую главу «Истории Пугачева» А.С. Пушкина, ставит под сомнение столь древнюю дату образования яицкого казачества, мотивируя свои возражения следующими доводами: «1. Если атаман Григорий Меркурьев, живший около ста лет, умер в 1741 г., то он родился в 1641 г. или близ того времени. Столетняя бабка его, рассказавшая ему такую подробность и важную для всякого казака историю и, следовательно, умершая не прежде, как когда ему было лет 15, то есть около 1656 г., должна была родиться в 1556 г. или хотя в 1550 г.; Гугниху же узнала она на 20-м году своего возраста, т.е. около 1570 г. Положив теперь, что Гугнихе было тогда лет 90, выйдет, что она родилась в 1480 г. или, короче сказать, в конце XV столетия. Как же могла она помнить такие происшествия, которые были в XIV столетии, т.е. почти за сто лет до ее рождения, ибо Тамерлан приходил в Россию в 1395 г.? 2. Муж Гугнихи (не Гугня, а первый из татар - авт.) в малых летах слыхал от стариков, что от реки Яика не очень далеко есть российские города Астрахань и другие. Известно, что Астрахань взята в 1554 г.: и так не должно ли здесь предполагать, что сама Гугниха и муж её жили в XVI столетии? Таковое предположение ближе к истине и, как увидим сейчас, согласно с прочими известиями о начале уральских казаков. 3. И Гугниха, и Рукавишников, и Рычков в «Истории Оренбургской», и предания, мною самим слушанные в Уральске и Гурьеве, единогласно говорят, что уральские казаки происходят от донских. Но во времена Тамерлана донские казаки еще не существовали и история нигде нам не говорит об них прежде XVI столетия. Даже если принять, что они составляют один и тот же народ с азовскими казаками, то и о сих последних, как пишет г. Карамзин, летописи в первый раз упоминают уже в 1499 г., т.е. с лишком через сто лет после нашествия Тамерлана. 4. В XIV столетии Россия еще не свергла ига татарского; границы его тогда были отдалены от Каспийского моря более нежели на тысячу верст, и обширная степь, от Дона через Волгу до Яика простирающаяся, была покрыта племенами монголо-татарскими. Как же могла горсть буйных казаков не только пробраться чрез такое большое расстояние и чрез тысячи неприятностей, но даже поселиться между ими и грабить их? Миллер, известный своими изысканиями и сведениями в истории нашей говорит: пока татары южными Российского государства странами владели, о российских казаках ничего не слышно было». Казалось бы, логике рассуждений А.И. Левшина трудно что-либо противопоставить, однако современный челябинский историк В.Ф. Мамонов в своей книге «Рождение казачества Урала: легенды, факты, гипотезы» пытается это сделать и отстаивает концепцию раннего (до XVI в.) появления уральского казачества. Убедительней выглядит более распространенная в исторической науке гипотеза о волжских корнях яицких (уральских) казаков. Хотя бы тем, что она опирается на документы и логику исторических событий, имевших место в Поволжье в середине XVI в. Распад Золотой Орды в конце XV в. открыл дорогу Русскому государству на восток и юго-восток. К этому времени на территории Золотой Орды (и особенно - на берегах Волги) проживало множество разноязычного и разноэтничного населения - потомки местных тюркоязычных кочевников-кыпчаков, русских полоняников, угнанных в Золотую Орду, выходцев из Средней Азии и с Кавказа. Поскольку Волга по-прежнему оставалась главной торговой артерией Восточной Европы, на берегах ее кипела деловая и торговая жизнь, существовали торговые и ремесленные центры, вокруг которых концентрировались различного рода-племени люмпенизированные элементы. Они сколачивались в «ватаги», промышлявшие грабежом торговых караванов, плывущих по Волге или идущих сухопутным путем. По-видимому, не последнее место среди них занимали и потомки новгородских ушкуйников, еще в период расцвета Золотой Орды сотрясавших своими набегами волжские берега. Усилению и укреплению казачьих ватаг во главе с выборными атаманами в немалой степени способствовало то, что возникшие на развалинах Золотой Орды Казанское, Астраханское, Сибирское и Крымское ханства, и растущее Русское государство враждовали между собой. Рубежом и стыком границ этих государств являлась Волга, на берегах которой ни у одной из сторон не было решающего перевеса. Казаки обитали как бы на ничьей земле. Преобладание в казачьих ватагах славянского православного элемента позволяло Русскому государству более активно использовать казаков в своих политических интересах: то в роли буфера, то в виде ударной силы против враждебных мусульманских ханств. А когда этого требовали интересы большой политики, Москва с легкостью отрекалась от казаков, объявляя их «ворами» и «разбойниками», вплоть до прямой выдачи недавнему общему врагу. Падение Казанского ханства в 1552 г. ещё более усилило позиции волжского казачества. По сути, они оказались на острие геополитики Русского государства, и это обстоятельство способствовало притоку на Волгу новых групп вольных людей и казаков с Дона, Днепра и Терека. Значительная их часть осталась на Волге после Казанского похода Ивана IV, в котором казаки принимали активное участие. Так, в начале XVII в. донские казаки в челобитной царю доносили: «В которые время царь Иван стоял под Казанью, и по его государеву указу атаманы казаки выходили з Дону и с Волги и с Яика и с Терека…». То есть, этим документом подтверждается, что уже в 1552 г. на Яике имелись какие-то казачьи селения и станы. Но, безусловно, широкий поток казачьей вольницы хлынул на Яик после падения Астраханского ханства в 1554 г. Как и при взятии Казани, здесь казаки приняли самое активное участие. Зная на Нижней Волге все дороги, тропы и переправы, они в качестве проводников («вожей») вели русские рати, а при необходимости и пресекали попытки кочевых ханов помочь осажденной Астрахани. Так, атаман Федец Павлов укрепился на волжских переправах и отбил ногайцев, идущих на помощь Астрахани. После взятия города Павлов со своими казаками прошел на стругах в устье Волги и захватил там караван ханских судов с оружием и гаремом. С присоединением Поволжского региона во взаимоотношениях казаков с Москвой произошел серьёзный перелом: оказавшись внутри государства, волжские казаки из проводников государственной геополитики превращаются в фактор, эту политику дестабилизирующий. За отсутствием казанских и астраханских купеческих караванов казаки начали громить и грабить ногайские кочевья, вызывая ярость у ногайских князей и требования к царю Ивану IV унять казаков. Московские послы вскоре уведомили Ногайскую Орду в том, что царь намерен поставить на Волге стражу - «казаков добрых вам на береженье, в которых воровства нет». Весной 1557 г. на Волгу были посланы отряды служилых казаков во главе со Степаном Кобелевым и Ляпуном Филимоновым с повелением «с Волги казаков всех сослать». На главных волжских перевозах встали царские караулы. Атаман Филимонов с отрядом укрепился на Переволоке, перекрыв тем самым пути с Волги на Дон. Сотня стрельцов водворилась на Иргизе. Ляпун Филимонов за боевые заслуги, а главным образом за отличие при взятии Астрахани был пожалован в «дети боярские» - высший чин для служилого казачьего атамана. Но среди казаков-вольников бытовал неписаный закон, по которому атаманам категорически запрещалось целовать крест царю и поступать в государевы служилые люди. Поэтому, как только Филимонов и другие «добрые» казаки взялись укрощать волжскую вольницу, станичники вызвали атамана в свой лагерь и по приговору круга казнили. Отношения с центральной властью испортились у казаков окончательно. Казачьи ватаги стали уходить вниз по Волге, подальше от царевых слуг. В 60-х гг. XVII в. московский посол Семен Мальцев видел на Нижней Волге два казачьих городка. Начавшиеся Крымские походы, а затем и Ливонская война вновь поставили на повестку дня вопрос о привлечении казаков к государевой службе. Воспользовавшись тем, что главные русские силы находились в Ливонии, турки предприняли поход на Астрахань, правда, неудачный. Затем в 1571 г. крымский хан Девлет-Гирей с 40-тысячным войском и присоединившимися ногайцами сжег Москву. В отместку казаки напали на ногайскую столицу Сарайчик в низовьях Яика и тоже сожгли ее. Это были первые боевые действия казаков на Яике, но чтобы закрепить победу сил явно не доставало. Казачьи ватаги вновь разошлись: большинство вернулись на Волгу, часть рассредоточилась по «станам и схронам» на островах и в плавнях Яика. За ногайцев вступился турецкий султан, пригрозив новым походом на Астрахань и бросив русских послов в Стамбуле в тюрьму. Кроме того, царь Иван Грозный постоянно ощущал нехватку в живой силе, особенно в воинах-профессионалах, на Ливонской войне. Однако далеко не все казаки откликались на царевы указы и призывы пойти на эту войну. Окончательно выведенный казачьим самоуправством из терпения Грозный 1 октября 1577 г. посылает на Волгу стрелецкий отряд стольника Ивана Мурашкина с жестким приказом: «где бы он тех воров-казаков не застал, велел их пытать, казнить и вешать». Указ этот, по-видимому, в полной мере не был выполнен. В уже упоминавшейся книге В.Ф.Мамонова приведены строки из Ремезовской летописи: «И тот их государев указ на станех не застал». Это событие считается официальным началом массового переселения волжских казаков на Яик. Часть казачьих ватаг под предводительством Ермака (Ермолая Тимофеевича Еленина) ушли на Ливонскую войну, где находились, по крайней мере, до июля 1581 г., другие же переместились на Яик и снова разорили и сожгли г.Сарайчик. Произошло это, по-видимому, в 1581 г. с ведома Москвы, поскольку 28 мая этого года Посольский приказ отправил ногайскому князю Урусу, ведущему набеги на русские земли, послание-предупреждение, в котором говорилось, что если Урус не прекратит свой разбой, то русские казаки устроят ему то же, что и 10 лет назад, т.е. сожгут его столицу, и стоит только царю приказать, то казаки «вас самих воевать и ваши улусы казакам астраханским и волским … и над вами над самими досаду и не таковую учинят. И нам уже нынеча казаков своих унять не мочно». Таким образом, летом 1581 г. казаки, подкрепленные по государеву велению свинцом и порохом, штурмовали Сарайчик. Ногайский князь Урус тогда же доносил в Крым: «приходили де государевы казаки сего лета и Сарайчик воевали и сожгли: не только что живых людей секли, и мертвых из земли вынимали и гробы их разоряли». Следовательно, как справедливо считает В.Ф.Мамонов, набег казаков на Сарайчик был санкционирован Москвой и ногайцы воспринимали их не как вольные ватаги, а как государевых служилых людей. Однако в том же 1581 г. казаки вновь испытали на себе тяжесть царского гнева. Но не за то, что сожгли ногайскую столицу, а за то, что в пылу победы в августе месяце под предводительством атаманов Ивана Кольцо, Богдана Барбоши, Саввы Болдыря и Никиты Пана на переправе через р.Самару уничтожили отряд ногайцев из 300 человек, которые сопровождали в Москву дьяка Перепелицына и ногайского посла. Уничтожили, не обращая внимания на протесты Перепелицына. Бегством из всего отряда спаслось лишь 25 человек. О надвинувшейся грозе казакам стало ясно после того, как они, разгромив очередной отряд ногайцев, пленили его предводителя и в сопровождении казачьего конвоя отправили его в Москву. В столице сопровождавший пленника казак был казнен, а знатный ногаец отпущен с почетом восвояси. Не желая более испытывать судьбу, казаки начали уходить на Яик, где в 40-50 верстах от нынешнего г.Уральска основали укрепленный Яицкий городок. Именно туда в 1582 г. прибыл атаман Ермак со своими казаками, отпущенный с Ливонской войны. Одновременно туда же приехал посланец купцов Строгановых с призывом казаков на службу. На созванном круге мнения казаков разделились: Иван Кольцо, Никита Пан и Савва Болдырь со своими людьми решили присоединиться к Ермаку «со товарищи», решившему пойти «в наем» к Строгановым и защищать Прикамье от набегов местных племен и сибирских татар. Остальные во главе с Богданом Барбошей решили остаться на Яике. С Ермаком ушло 540 казаков. После их ухода на Яик потянулись новые ватаги волжских казаков, поскольку зимой 1582 г. все Поволжье буквально заполонили конные и пешие царские войска, а летом царская «судовая рать» встала на Волге у Козина острова. Наплыв царских войск был вызван восстанием марийцев («черемисов») и чувашей, подавить которое удалось только через три года. В создавшейся обстановке волжские казаки почли за благо лишний раз не испытывать судьбу и на созванном круге «приговорили» уйти на Яик. Там, объединившись с казаками атаманов Матюшки, Богдана Барбоши и других, они создали Яицкое казачье войско и начали борьбу с ногайцами за жизненное пространство. Вскоре атаман Матюшка с 500 казаков напал на улус ногайского мурзы Баба-хози. Мурза погиб в стычке. Пришедшие на помощь ногайские отряды Сеид-Ахмата, Кучюк-мурзы, Яраслан-мурзы, Ситый-мурзы и хана Мурзы Урусова также были разбиты. После этого на кругу казаки решили построить укрепленный острожек, чтобы окончательно утвердиться на р.Яик. При царе Борисе Годунове московские картографы составили «Книгу Большому чертежу» - первый иллюстрированный атлас Русского государства. В описании р.Яик и низовьев Илека (левый приток р.Яик-Урал) они пометили: «На устье тое реки остров Кош-Яик, а промеж тем протоком и рекой Яик на острову казачий городок». Скорее всего, таких городков было несколько, так как ногайский хан Урус в письме к своим союзникам писал о том, что яицкие казаки учинили ногайцам «тесноту великую», ходили за Яик в трехдневный поход, достигли р.Эмь (Эмба) и «поизставили там городки многие». Обеспокоенное действиями казаков (главным образом, тем, чтобы эти действия не вызвали большой войны с Ногайской Ордой и стоящим за ней Крымским ханством) московское правительство направило на Яик указ о переходе всех казаков на государеву службу. Указу подчинились только 150 казаков во главе с атаманами Матвеем Мещеряком и Ермаком Петровым. 250 казаков с атаманами Нечаем Шацким, Ямбулатом Чембулатовым, Якуней Павловым, Никитой Усом, Первушей Зеей и Иваном Дудой «с Яика не пошли и государевым грамотам не поверили». И оказались правы, поскольку, дойдя до Самары, атаманы Матвей Мещеряк, Тимоха Пиндыш, Иванка Камышник и еще двое были схвачены и после пыток по повелению самарского воеводы Засекина повешены на городской площади. Обозленные вероломством царевых слуг яицкий атаман Богдан Барбоша и подоспевшие ему в помощь донские атаманы занялись погромами царевых судов на Волге. Здесь им «под горячую руку» попался персидский судовой караван, везший в Москву послов персидского шаха. Опасаясь обострения отношений с Персией, царь отправляет против «воров-казаков» большие воинские силы. Бывший тогда в России голландский купец Исаак Масса писал: «Степные казаки, участвовавшие в нападении на персидских послов, были схвачены, а их главный атаман посажен на кол». Так на торговой площади г.Москвы закончил свою жизнь один из первых яицких казачьих атаманов Богдан Барбоша. 9 июля 1591 г. астраханские воеводы боярин Пушкин и князь Иван Сицкий получили наказ царя Федора Иоанновича, который гласил: «… да память боярину и воеводам князю Ивану Васильевичу Сицкому с товарищи: указал Государь … на непослушника своего на Шевкальского послати, на семь лет с Терка рать свою, а для тое службы велел Государь Яицким и Волгским атаманам и казакам идти в Астрахань к стану … всех казаков в Астрахани собрати для Шевкальския службы: Волгских 1000 человек, да Яицких 500 …». С этого события - похода на Кавказ против мятежного горского князя Шемхала Тарковского - официальная историография исчисляет начало государевой службы яицких (уральских) казаков. Однако вплоть до конца XVII в. государева служба не воспринималась яицкими казаками в виде обязательного тягла. Кроме нее, они устраивали самостоятельные походы «за зипунами». Самым крупным из них был поход атамана Нечая, сподвижника Барбоши, предпринятый им в 1602 г. на Хивинское ханство. Воспользовавшись тем, что хивинский хан в это время находился со своим войском в походе, атаман Нечай с 500 казаками (по другим данным казаков было более 1000) захватил г. Ургенч и разграбил его. Нагрузившись огромной добычей, казаки двинулись домой, но на переправе через Сыр-Дарью были перехвачены подоспевшими хивинцами и после двухдневного боя полностью перебиты вместе со своим атаманом. До Яика добрались лишь 4-5 казаков. По следам Нечая в 1605 г. пошел атаман Шамай с 300 казаками, но и этот поход тоже оказался неудачным. Находясь лицом к лицу с кочевой степью, яицкие атаманы понимали, что без прочного и надежного тыла, без поддержки Москвы они долго не продержатся. Особенно важно им было получать свинец, порох и оружие, которые до сих пор яицкие казаки добывали в походах, а хлеб, вино и провизию получали в Самаре и других поволжских городах, выменивая их на рыбу. Поэтому в 1613 г. Яицкое казачье войско с примкнувшей к нему разной вольницей подало челобитье молодому царю Михаилу Федоровичу о принятии их в подданство Русскому государству. Челобитье это было благосклонно принято царем, тем более, что на следующий, 1614 г., яицкие казаки подтвердили свою верность царю, захватив и выдав Москве польского воеводу Заруцкого и Марину Мнишек, которые после поражения в низовьях Волги от отряда стрелецкого головы Хохлова пытались укрыться на Яике. Как бы в благодарность за оказанную правительству услугу в 1615 г. Михаил Федорович жалует Яицкое войско царской грамотой «на владение рекою Яиком, с сущими при ней реки и притоки, и со всеми угодьями с правой и левой стороны, начиная от впадения реки Илека и до устья» с дозволением «набираться на житье вольными людьми». К сожалению, грамоту эту казаки не сберегли и, по преданию, она сгорела в одном из пожаров в Яицком городке. В 1623 г. Яицкое войско поступило в ведение Посольского приказа и с этого времени начинает, наряду с Донским войском, которое было принято на государеву службу еще в 1570 г., нести военную службу (в 1632 г. ячицкие казаки вместе с донцами участвовали в походе русских войск на Персию). При всей своей лояльности к казакам, царскому правительству приходилось думать о том, как ограничить своеволие и буйность казачьей вольницы, которая постоянно давала повод для беспокойства. Особенно часто жаловался на яицких казаков персидский шах, чьи торговые караваны не раз становились добычей казаков. С целью воспрепятствовать бесконтрольному хождению казачьих ватаг в Каспийское море при царе Михаиле Федоровиче в устье Яика начали строить городок, куда был поставлен присланный из Москвы стрелецкий гарнизон и поселены учужники, промышлявшие рыбу для государя. Право на откуп рыбных промыслов получил торговый человек Михаил Гурьев, который в 1645-1650 гг. построил здесь каменный городок, названный Гурьевским. Казаки неоднократно нападали на Гурьев, жгли и ломали учуги, уводили с собой рыбаков и гарнизонных стрельцов. За подобные провинности, которых накопилось немало, яицкие казаки, в конце концов, были призваны к ответу. Атамана Ивана Белоусова вызвали в Москву, где ему зачитали все казачьи провинности, после чего самих виновных отправили на 7 лет служить в Польшу под начало князя Хованского. В 1670-1671 гг. яицкие казаки почти в полном составе пристали к бунту Степана Разина, но после поражения повстанцев под Симбирском быстро разошлись по домам. Адекватно оценивая роль и значение яицких казаков по охране восточных рубежей Русского государства, царь Алексей Михайлович эту казачью провинность оставил без серьезных последствий, но повелел прикрепить казаков к ведомству Казанского приказа с обязанностью регулярно поставлять людей на военную службу. Эту обязанность яицкие казаки восприняли как посягательство на свои вольности и в 1677 г. на Яике вспыхнул новый бунт, который возглавил атаман Василий Касимов. На сей раз власти действовали более решительно: на Яик были посланы стрелецкие полки и мобилизованы казаки, оставшиеся верными царю. Бунтовщики были разбиты и, спасаясь от преследования, ушли на стругах в море. Не имея достаточных припасов, казаки попытались напасть на Персидский берег, но были разбиты и захвачены персиянами в плен. Царь пленных выкупать отказался, а потому вскоре часть из них приняла мусульманство и была поселена на жительство в Шемахе. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Глава II Городовые казаки. Казаки уфимские и исетские В истории государства Российского XV столетие было временем расширения границ, особенно на юг и юго-восток. В связи с этим возникла острая необходимость в увеличении пограничной стражи. Первое упоминание о казачьем военно-служилом сословии встречается в 1444 г., а именно в рассказе о набеге Ордынского царевича Мустафы на Переяславль-Рязанский описываются казаки, обитающие по Червлёному-Яру. Именно в XV в. появляются первые «городовые казаки». К 1502 г. относятся первые письменные свидетельства о городовых рязанских казаках. Так, в наказе великого князя Московского Иоанна III к великой княгине Рязанской Агриппине сообщается: «твоим служилым людям… и иным и городовым казакам быть всем на моей службе, а ослушается кто и пойдёт самодурно на Дон в молодечество, их бы ты… велела казнити…». Набирались городовые казаки во время войны из вольных нетяглых людей и безземельных батраков и за службу получали поместья наравне с боярскими детьми. Такие казаки были в городах по всему Российскому государству и числились в Разрядном приказе. Из других источников мы узнаем, что представители данного особого разряда служилых людей круглогодично несли сторожевую службу на рубежах Российского государства. 16 февраля 1571 г. утверждается первый «Устав сторожевой станичной службы», составленный боярином Воротынским и впервые разделивший точно казаков: на городовых и полковых и на сторожевых или станичных. Станичные и сторожевые казаки поступали на постоянную службу Московскому правительству целыми станицами. Станичные отряды сохраняли своих выборных атаманов, подчинявшихся непосредственно городовому воеводе. Правительство поручало атаманам набор казаков под свою команду. В служебные обязанности станичных и сторожевых казаков входили разъезды в глубь степей, наблюдение за движением неприятеля, сбор о них сведений и передача различной информации всем воеводам. В случае внезапного нападения казаки должны были защищать пограничные города. За это они получали земельные наделы, жалованье, превышавшее жалованья полковых или городовых казаков, и вознаграждались за все убытки и потери, которые несли на службе. Вооружались такие казаки полностью за свой счёт. В XVI столетии управление городовыми казаками на территории государства находилось в ведении Стрелецкого Приказа. Данный Приказ набирал казаков на службу и отставлял от нее, выплачивая денежное жалованье, перемещал по службе из одного города в другой, назначал в походы и являлся для казаков высшей судебной инстанцией. Через него проходило назначение начальствующих лиц - голов и сотников, которые во время службы у казаков также подчинялись Приказу. «Внутреннее устройство городовых казаков было таким же, как у городовых стрельцов. Казаки находились в «приборе» у своего головы, который и набирал их на службу. Казацкий голова непосредственно подчинялся городовому воеводе или осадному голове. Нормальный состав прибора исчислялся в 500 человек. Приборы делились на сотни, которые находились в «приказе» у сотников. Сотни в свою очередь подразделялись на полусотни (во главе с пятидесятниками) и десятки (во главе с десятниками). Права и обязанности должностных лиц соответствовали функциям таких же должностных лиц у стрельцов… За службу правительство расплачивалось с казаками денежным жалованьем и земельными наделами, поселяя их преимущественно в пограничных городах. Размещенные по городам казаки получали название того города, где были поселены». С момента организации Заокской, а затем и Закамской линии крепостей, их гарнизоны состояли преимущественно из городовых казаков и стрельцов. С началом зарождения абсолютизма в России происходит ряд изменений в положении и несении службы городовых казаков, которые стали поступать на укомплектование специальных (своего рода гвардейских) и пехотных полков, направлявшихся для усиления Закамской линии. Стремясь к упрочению своей власти и расширению социальной базы феодального государства, русские цари вносят изменения в порядок несения службы городовых казаков и изменяют порядок вознаграждения за нее. Если в XVI в. городовые казаки получали за свою службу землю, денежное и хлебное жалование, то в XVII в. выдача наделов стала превалировать над денежным вознаграждением. В результате городовые казаки стали делиться на поместных и беспоместных. Первые владели поместьями, отбывая за это службу, как дворяне и боярские дети, вторые же составляли род поселенного войска, как стрельцы и рейтары. Поместные городовые казаки, как правило, несли конную службу и входили в состав городовых полков; беспоместные - пешую и, делясь на сотни, причислялись к войску того города, в котором жили. К службе они привлекались по мере необходимости. Набираемые из вольных и нетяглых людей они могли переходить в драгуны, рейтары и солдаты. Во время Русской Смуты в начале XVII в. большинство городовых казаков выступило по стороне Лжедмитрия I и Лжедмитрия II. После избрания на московский престол Михаила Федоровича, многие из них ушли на Дон. Уходили постепенно на Дон и станицы, терявшие службу в связи с преобразованием армии и отходом русских границ дальше на восток, запад и юг. Только от этого времени они и связывались с политической историей донских казаков. Прежнее население считало их «верховыми» и «новоприходцами». Последние волны их переселения поглотила Кавказская линия, куда их станицы принесли названия городов прежней службы. В 1680 г. по указу царя значительная часть городовых казаков была переведена «служить солдатскую службу и писать их солдатами». Несмотря на это часть городовых казаков осталась. Этот указ не коснулся волжских, уфимских и сибирских городовых казаков, которые по-прежнему получали за службу жалованье и наделы. 22 июня 1822 г. было издано «Положение о городовых казачьих полках в Сибири». Это были последние городовые казаки, которые потом вошли в состав Сибирского, Семиреченского и Забайкальского казачьих войск. В Уральском регионе необходимо отдельно выделить группу уфимских городовых казаков, которые служили на юго-восточных рубежах Российского государства уже со второй половины XVI столетия. Начало истории уфимского казачества принято вести от 1574 г., когда по повелению царя Ивана IV воевода Иван Нагой основал при реках Белой Воложке и Уфе детинец (острожек-кремль) и заселил его прибывшими с ним служилыми людьми: боярскими детьми, стрельцами, пушкарями, подьячими, казаками и пашенными крестьянами, которые также были поверстаны в казачью службу. Острожек предназначался для защиты башкир от нападений враждебных соседей, а главное - для сбора и сохранения собираемого с башкир ясака, который отсюда отправлялся в Казань. Место под острожек было намечено на правом берегу р. Белой Воложки, недалеко от устья р. Уфы, на мысу, образованном оврагами и руслом речки Суколоки (русские поселенцы стали называть ее Сутолока). Дубовый кремль («Имэн-кала», как его называли окрестные башкиры) занимал южную оконечность мыса при впадении речки Суколоки в р. Белую и первоначально представлял в плане ломаный четырехугольник общей площадью не более 1,2 га, обнесенный тыном из вертикально поставленных дубовых бревен. Общая длина стен равнялась 440 метров. Усиливался тын, или палисад, тремя рубленными из дуба башнями: проезжими Михайловской, через которую проходил въезд в кремль с севера, и Никольской, ворота которой выводили на юг, к речному берегу, и «глухой» Наугольной, являвшейся сторожевой, с которой велось наблюдение на северо-восток, в сторону Сибири. В центре кремля, там, где сейчас возвышается Монумент Дружбы, в 1579 г. была построена вначале деревянная церковь во имя Казанской Божьей Матери, явившейся на этом месте за 20 лет до основания церкви. В начале XVII в. Казанская церковь была разобрана и вместо нее построена каменная Троицкая церковь. В конце XVII в., после прибытия в Уфу иконы Семиозерной Божьей Матери, Троицкая церковь была переименована в Смоленский собор. Южнее церкви располагались хлебные склад и пороховые погреба; севернее - воеводский дом, приказная изба и острог. У восточного подножия кремлевского холма, по правому берегу р. Суколоки, возник посад, ставший впоследствии самой первой городской улицей - Посадской, а сразу же за речкой начинались поля и огороды уфимских служилых людей. После того как в 1586 г. Уфимская крепость (Уфа) официально получает статус города, местные казаки законодательно получают своё оформление, определяется порядок их службы в регионе. За свою службу уфимские казаки получили землю, отведенную вокруг города на 15 верст. На этих землях служилым людям были «даны четвертные пашни и всякие угодья отведены». Стоит отметить, что хлебопашеством уфимские городовые казаки не занимались, а, имели пастбища и сенокосы, разводили скот. Землей пользовались сообща. Поэтому уфимские городовые казаки не делились на поместных и беспоместных. Вместе с другими служилыми людьми эти казаки составляли городовой полк, который находился в распоряжении уфимского воеводы. Эти казаки несли непрерывную разведывательную службу, высылались в караулы и дозоры, а в свободное от этого время заготавливали дрова, выполняя различные строительные и фортификационные работы, разные поручения воевод. Изначально штат уфимских городовых казаков был невелик, с увеличением города расширялись и ряды уфимского казачества. Увеличение численности уфимского казачества шло в основном за счёт различных пришельцев и беглецов (крестьян, холопов, раскольников) из многих губерний Российского государства. Довольно часто они добровольно причислялись к казакам или же приписывались к городам, из-за опасения выселения с новых мест жительства. Национальным ядром уфимских казаков являлись русские. Вместе с тем в составе городовых казаков Уфы мы встречаем представителей и других народов, в частности крещёных башкир и татар. Постройка укрепления и возрастающее русское влияние не могли не тревожить сибирских и ногайских правителей, которые уже считали Башкирию своим улусом. Пользуясь неудачами России в Ливонской войне и обострением ее отношений с Крымским ханством, за которым стояла Турция, отряды кочевников стали нападать на башкирские аулы и кочевья, грабить их, убивать и угонять людей. В 1575 г. сибирские царевичи Аблай и Тевкель напали на Уфимский острожек с целью его уничтожения. Нападавшие были отбиты уфимским гарнизоном, а при преследовании их конными казаками оба царевича попали в плен. С этой даты начинается отсчет государевой службы уфимских казаков. Постройка Уфимского острожка, помимо защиты, принесла местным жителям великие разочарования и тяготы. Кроме стрельцов и казаков, с которыми башкиры еще ладили, в край хлынула многочисленная царская бюрократия - дьяки, подьячие, воеводы и их помощники. Для «кормления» и обслуги им требовались «людишки» и холопы. Всеми правдами, а чаще - неправдами они приобретали у башкир земли и заселяли их вывезенными из России крепостными. Растущее недовольство башкир начало выливаться в открытые восстания. Первое произошло уже в 1582 г. Башкиры нападали на поселения, как русских, так и нерусских (татар, чувашей, мордвы, удмуртов) переселенцев, видя в них главных виновников своих бед. Восставшие грабили и жгли жилища, убивали людей, зачастую с не оправданной жестокостью. Тем самым они предоставили в руки местных воевод мощный козырь - навести в крае порядок и отомстить за зверства. На подавление башкир были брошены стрельцы и казаки, а также войска, подтянутые из Казани. В 1584 г. уфимские служилые люди участвовал в подавлении башкирского восстания. Некоторые историки сомневаются в том, что в Уфе, начиная с XVI в., служили городовые казаки, ссылаясь при этом на «Отводную книгу по Уфе», составленную в 1624-1626 гг., где казаки не упоминаются. Но, скорее всего, казаки записывались в разряд других групп населения города. К тому же 6 марта 1675 г. царь Алексей Михайлович пожаловал уфимским казакам большое знамя и три прапора. Вручение знамен было приурочено к 100-летию службы уфимских казаков Русскому государству. В 30-х гг. XVIII столетия статский советник Кирилов, глава Оренбургской экспедиции, представляя императрице Анне Иоанновне свои соображения об устройстве Оренбургского края, предлагал создать из городовых уфимских, самарских, алексеевских и других казаков отдельное нерегулярное войско. В 1742-1743 гг. г. в Оренбург было переведено около трёх с половиной сотен уфимских казаков. А уже в 1744 г. из жителей Оренбурга и Бердской слободы образован Оренбургский нерегулярный корпус. В корпусе основное место занимали именно уфимские городовые казаки (местом проживания и военного расположения которых был Форштадт). 24 мая 1748 г. выходит указ военной коллегии, по которому все казачьи части Оренбуржья были соединены в «Оренбургское нерегулярное войско» под властью одного атамана. В состав войска вошли почти в полном составе уфимские казаки. Оставшиеся казаки служили в городе Уфе вплоть до XIX в., когда их в полном составе перевели на службу на Оренбургскую пограничную линию. Стоит отметить, что уфимские казаки отличились при осаде Уфы пугачёвскими войсками в 1773-1774 гг., проявив мужество и стойкость на равнее с другими защитниками города. Особый интерес для нас представляет воинское формирование исетских казаков, входившее в состав гарнизонов крепостей Исетской провинции: Усть-Уйской, Крутоярской, Каракульской, Еткульской, Миасской, Чебаркульской, Коельской, Степной, Петропавловской и других, службу в которых наряду с регулярными частями несли и городовые казаки. Один из дореволюционных историков оренбургского казачества П.И. Авдеев отмечал, что «исетские казаки происхождением своим обязаны были той знаменитой в русской истории донской вольнице, которая с Ермаком покорила Сибирь и образовала сибирских казаков». К началу XVII в. сибирские казаки достигли берегов реки Исеть, и только в первой половине XVII в. здесь начали возникать остроги и слободы по инициативе тех же землеискателей казаков. Первоначально исетские казаки жили при устье реки Исеть, а в середине XVII в. стали постепенно расселяться в верховьях Исети и ее притоках. Таким образом, двигаясь с востока на запад и юго-запад, они положили начало заселению Зауралья и северо-восточных районов Южного Урала. Основателем острогов на Исети был конный казак Тобольского разряда Давыд Андреев, который в 1649 г. по приказу из Тобольска основал Красный бор. В 1650 г. Андреев положил начало Усть-Миасскому и Исетскому острогам. Все эти остроги явились первыми опорными пунктами исетских казаков против степных кочевников. Тобольские воеводы, опасаясь совместного выступления башкир, киргиз-кайсаков и др., предписывали исетским казакам усилить вместе с пашенными крестьянами строительство крепостей по рекам Исеть, Миасс и их притокам. Земля, расположенная вокруг острогов, отдавалась казакам, при этом им предоставлялось право набирать с новых острогов пашенных крестьян и людей гулящих, а также вольных казаков с Волги, Дона и Днепра, и разного рода пришельцев. Во второй половине XVII в. по берегам рек Исеть, Миасс и их притокам появляется сплошная цепь крепостей. Так, в 1659 г. был основан Катайский острог, в 1660 г. - Мехонский, в 1668 г. - Терсютский и Шадринский, в 1669. г. - Бишкильский, в 1671 г. - Красногорский, в 1676 г. - Ингалинский, в 1677 г. - Арамильский и Средне-Миасский (позже Окуневс-кая слобода), в 1682 г. - Белоярский, в 1685 г. - Верхне-Миасская (затем Миасская станица), в 1687 г. - Бродокалмакский, в 1688 г. - Багарякский и Новопесчанский. Всего в течение 30 лет на реках Исеть, Теча и Миасс возникло 14 острогов. Все они составили сплошные линии укреплений, растянувшиеся с востока на запад. Между острожками всех линий были устроены форпосты, сторожки и маяки. По мере превращения острогов во «внутренние поселения» и роста здесь жителей они приобретали название «слобод». С организационной точки зрения исетское казачество оформилось в 1736 г. Согласно указу императрицы Анны Иоанновны, из исетских казачьих общин возникло Исетское казачье войско, получившее временный штат. В том же году по месту несения службы, казаки, расселённые по р. Исеть, стали именоваться исетскими, а с 1738 г. перешли в ведение Исетской провинциальной канцелярии. В 1748 г. в 12 крепостях провинции числились 1230 служащих казаков, не считая членов их семей. Спустя сто лет от основания своего первого поселения исетские казаки твёрдо закрепились в Зауралье, охраняя обжитую ими землю от набегов степняков. Исетские казаки стали основной рабочей силой при строительстве Исетской линии, они явились и первыми поселенцами вновь построенных острогов. В феврале 1754 г. указом Военной коллегии было предписано исетским казакам, насчитывавшим 1380 человек, иметь свою войсковую избу в составе атамана, хорунжего и писаря. Первым атаманом исетских казаков в 1754-1768 гг. был сотник П.М. Ивлев. С марта 1761 г. указом Сената было разрешено «ко сохранению исетских казаков и впредь к службе прочности, по их крайней бедности, на нынешнее одно военное время, выдавать казакам, командируемым от домов не менее 50 верст, один провиант, а командируемым от 50 до 100 верст по 50 коп. месячного жалованья и провиант, а на зимние месяцы, если в казаках необходимость будет, и на лошадей их фураж как командируемым за 100 верст». Серьезным испытанием для исетских казаков стало восстание Е.И. Пугачёва. Находившиеся на грани нищеты, они большей частью поддержали лжецаря. В частности, на его сторону в станице Татищевой с отрядом в 150 человек перешел бывший в 1768-1773 гг. атаманом сотник Т.И. Падуров, готовили восстание М. Уржумцев и хорунжий Н. Невзоров. В рядах пугачевской армии находились сотник Д. Кичигин, уйский атаман А. Малявкин. Казаки Нижне-Увельской, Кичигинской, Чебаркульской и ряда других крепостей добровольно сдали их Пугачеву. Но другая часть исетских казаков осталась верной присяге и активно участвовала в разгроме его отрядов. Неоднократно отличался и получил во время обороны Оренбурга контузию челябинец А. Ханжин. Относительную самостоятельность исетские казаки сохраняли до 1803 г., когда Оренбургское казачье войско получило новый штат. Войсковая изба была ликвидирована, были устранены различия в содержании и положении казаков. Атаман исетских казаков Д.А. Ханжин был назначен «непременным» членом войсковой канцелярии войска. С созданием единой Оренбургской пограничной линии крепости Исетской провинции потеряли свое прежнее значение. В 1805 г. казаков семи крепостей, переселили в укрепления под Оренбургом. Кроме материальной помощи войсковые власти предоставили переселенцам 5-летнюю отсрочку от нарядов на службу. Оставшиеся на прежних местах жительства исетские казаки с начала XIX в. стали нести службу на общих основаниях. Таким образом, стоит отметить, что исетские казаки, появившись на Урале, создали здесь при содействии сибирских воевод целый ряд низовых казачьих общин. Эти общины если и не представляли единого целого и не имели войсковой организации, то были связаны между собой общими интересами борьбы с внешней опасностью, в ходе которой были подготовлены условия для создания войска. В последствии исетские казаки вошли в состав гарнизонов крепостей Исетской провинции. В 30-х гг. XVIII в. они по императорскому указу были сведены в единое Исетское войско. Впоследствии исетские казаки были зачислены в Оренбургское нерегулярное войско, а в начале XIX в. и вовсе переведены на другие места жительства в связи с ликвидацией Исетской линии. Итак, к концу XVII в. на Урале формируются казачьи войска двух типов: вольное, живущее по законам казачьего самоуправления - Яицкое и служилое, создаваемое по решению центральной власти - уфимские и исетские казаки. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Глава III Создание Оренбургского нерегулярного казачьего войска в середине XVIII в. В начале XVIII в. в правительственных кругах Российского государства возникает идея обустройства и укрепления юго-восточной границы. По мнению Петра I данный регион имел огромное значение для будущего России, как центра торговли. Однако реализация задуманного началась только в царствование императрицы Анны Иоанновны в связи с присоединением Малого Жуза в 1731 г. к Российской империи. После этого был издан указ о строительстве для защиты киргиз-кайсаков города Оренбург в устье реки Орь. Подготовку проекта строительства нового города и обустройства юго-восточных окраин России взял на себя обер-секретарь Сената Иван Кириллович Кирилов. Свой проект Кирилов подготовил в сжатые сроки, опираясь при этом на записки и планы по обустройству восточных окраин Российской империи, которые он когда-то обсуждал Петром Великим. 1 мая 1734 г. проект Кирилова был принят к исполнению в полном объёме. Для реализации всех намеченных планов была сформирована экспедиция, которая сначала называлась «известною», а потом получила название «Оренбургской». В июне 1734 г. И.К. Кирилов отправляется с экспедицией через Москву и Казань в Уфу, а оттуда к предполагаемому месту строительства нового города. В конце года в верхнем течении реки Яик им была основана Верхнеяицкая пристань (Верхнеяицкая крепость). 15 августа 1735 г. была заложена крепость в 9-ть бастионов, 30-го введён гарнизон, 31-го, после молебна и трёхкратного салюта из орудий, заложен город Оренбург и определено место под церковь Преображения Господня. Но постройку города пришлось отложить до следующего года, а затем и на неопределённое время. С 1736 г. начинается активное строительство крепостей и редутов, общее укрепление Оренбургской пограничной линии. При Кирилове (глава Оренбургской экспедиции с 1734 г. по 1737 г.) были построены следующие военные укрепления: Красносамарская, Борская, Чернореченская, Переволоцкая пристань, Елшанская, Сорочинская, Тоцкая, Бердская, Бузулукская, Еткульская, Чебаркульская и другие крепости. В 1737 г. начальником Оренбургской комиссии (10 мая 1737 г. Оренбургская экспедиция была переименована в Оренбургскую комиссию) был назначен В.Н. Татищев, пробывший на этом посту до 29 мая 1739 г. В 1738 г. при его участии были основаны крепости Переволоцкая, Новосергиевская и др. В 1739 г. главой Оренбургской комиссии становится В.А. Урусов, который прослужил на этом посту вплоть до своей смерти в июле 1741 г. При нём Оренбург был перенесён на новое место при урочище «Красная гора». С августа 1741 г. по февраль 1742 г. начальником Оренбургской комиссии являлся Л.Я. Соймонов, а после него начальником комиссии становится И.И. Неплюев (с 1744 г. губернатор Оренбургской губернии). В 1742 г. он намечает места для основания редутов от крепости Бердской до Орской, которые расположены между основанными ранее крепостями в такой последовательности от Бердской: Нежинский, Вязовский, крепость Красногорская, Гирьяльский, крепость Верхнеозёрная, Никольский, крепость Ильинская, Подгорный, крепость Губерлинская, Разбойный и крепость Орская. Далее вверх по реке Сакмаре основывается крепость Пречистинская и Воздвиженская. Между этими крепостями были основаны два редута: первый от Пречистинской, вверх по Сакмаре, в двадцати трёх верстах Никитинский, второй, Жёлтый, выше крепости Воздвиженской. Со следующего года от Орской крепости до крепости Верхнеяицкой в последовательном порядке по реке Яик основываются крепости и редуты: Калпацкий, Тереклинский; крепость Таналыцкая; редут Орловский; крепость Уртазымская; редуты: Березовский, Грязнутский; крепость Кизильская; редуты: Сыртинский и Янгельский; крепость Магнитная; редуты: Верхнекизильский и Спасский. От крепости Верхнеяицкой до крепости Троицкой основаны: редут Свияжский, Урляндский; крепость Карагайская, Петропавловская; редут Кидышевский; крепость Степная; редут Подгорный, Санарский; крепость Троицкая. Также между крепостью Троицкой и Звериноголовской по реке Уй основаны: редут Ключевский; крепость Каракульская; редут Берёзовский второй; крепость Крутоярская; редут Луговой; крепость Усть-Уйская; вниз по реке Тоболу редуты: Кочердыкский, Озёрный и крепость Звериноголовская. Энергичное строительство крепостей и редутов заканчивается в середине XVIII в. В это время окончательно оформляются оборонительные линии юго-востока России. В течение 30-40-х гг. XVIII столетия были организованы следующие укрепленные линии: 1) Самарская, соединившая Яик с Волгой и включающая в себя города Самару и Алексеевск, а также восемь крепостей (Красно-Самарскую, Борскую, Елшанскую, Бузулукскую, Тоцкую, Сорочинскаую, Ново-Сергиевскую и Переволоцкую); 2) Сакмарская, включавшая две крепости (Пречистинскую, Воздвиженскую), и два редута (Никитский, Желтый); 3) Оренбургская (Яицкая), протянувшаяся на 1780 верст от Каспийского моря до р. Тобол, в свою очередь, делилась на ряд линий: Нижне-Яицкую (около 800 верст от крепости Чернореченской до Каспийского моря), включающую несколько крепостей (Гурьев, Кулагин, Калмыков, Яицкий, Рассыпную и Чернореченскую); Верхне-Яицкую (около 670 верст от крепости Чернореченской до Верхне-Яицкой), включающую слободу Бердскую, г. Оренбург и ряд крепостей (Красногорскую, Озерную, Ильинскую, Губерлинскую, Орскую, Таналыкскую, Уртазымскую, Кизильскую, Янгельскую, Магнитную и Верхне-Яицкую); Верхне-Уйскую, в состав которой входили четыре крепости (Верхне-Яицкая, Карагайская, Петропавловская и Уйская) и Нижне-Уйскую, включающую три крепости (Петропавловскую, Степную, Троицкую); 4) Исетская, протянувшаяся от Верхнее-Миасской через Чумлякскую, Средне-Миасскую, Усть-Миасскую до Исетского острога, где соединялась посредством р. Тобол с Царёво-Городищем и Звериноголовской крепостью. Следует отметить, что первыми поселенцами этих укреплений становились их строители. Надежды на переселение в новые города и крепости Оренбуржья торговых людей, мастеровых и промышленников из центральных районов Российской империи, не оправдались. Это произошло по причине волнений башкир, активно выступивших против деятельности Оренбургской экспедиции и опасного соседства с киргиз-кайсаками. В связи с этим, основными поселенцами крепостей Оренбургского края стали регулярные и нерегулярные военные силы. Отметим, что власти региона надеялись на приток населения в Оренбург в связи с привилегиями, пожалованными городу. «По привилегии, пожалованной г. Оренбургу, за собственноручным подписанием блаженной памяти государыни императрицы Анны Иоанновны июля 7 числа, первым пунктом позволено всем и всякого народа российского (кроме беглых из службы и людей и крестьян в подушный оклад положенных) купечеству, мастеровым, так же иностранных европейских государств иноземцам, купцам и художникам, и тутошним башкирскому народу, и живущим с ними новоподданным киргизским и каракалпацким народам, из азиатских стран приезжим грекам, армянам, индийцам, персиянам, бухарцам, хивинцам, ташкенцам и иным всякого звания и веры, в город Оренбург приходить, селиться, жить, торговать, и всяким ремеслом промышлять, и паки на прежние свои жилища отходить свободно и не невозбранно, без всякой опасности и удержания». К сожалению, немногие из жителей городов Балха и Ташкента, уроженцев Бухарского и Хивинского ханства, Персии и др., пожелали селиться в Оренбурге. В 1736 г. издаётся указ о наборе в гарнизон города Оренбурга и крепости края военного контингента для организации эффективной охраны Оренбургской пограничной линии. Стариков Ф.М. в своей работе «Историко-статистический очерк Оренбургского казачьего войска» отмечал: «В одном из Высочайших указов, последовавших 11 февраля 1736 г., между прочим, говорится: «для поселения в город Оренбург и других городах лёгких войск, принять вам охотников из яицких казаков пятьсот человек, да из сибирских ближних городов казачьих и дворянских детей, не верстанных и неположенных в подушный оклад до 1000 человек, да из уфимских служилых мещеряков; крайних сибирских тако же в Теченской слободе из крестьян написать в казаки охотников до 1000 человек и употребить их в разъезды по Тоболу и Ишиму рекам до Иртыша, в осторожность башкир и киргиз; в Табынске учредить служилых мещеряков-охотников, казаков и ссылочных до трёх сот человек». Татар и нагайбаков, крещёных при Иоанне Грозном и в другое время, повелено «за их верную службу определить в казаки, а ясак с них снять». Относительно беглых сказано: «из доношения вашего усмотрели Мы, что на Яике у казаков многое число живёт беглых; объявить, дабы такие беглецы шли с Яика для службы в Оренбург и в других новых городках». Где их велено было записать в регулярную службу и казаки». После целой серии указов и распоряжений властей в Оренбургский край начинается активный приток переселенцев. Непосредственно на пограничную линию, для усиления крепостных гарнизонов, частично переводят уфимских, яицких и сакмарских казаков. Перевод казаков явился следствием целенаправленной политики российского правительства, стремившегося использовать для обороны юго-восточной границы наиболее боеспособный контингент местного населения. В 1739 г. наблюдается очередная волна заселения городов и крепостей Оренбуржья. Правительством устанавливался регламент пополнения новых построенных укреплений людьми. Так, указ от 20 августа 1739 г. определял не только места строительства новых крепостей, но и состав их жителей: «Город Оренбург строить на возвышенном месте вновь при Красной горе, а от того места вниз по Сакмаре реке до Красносамарска и от оной Красной горы вверх по Яику до Верхнеяицкой пристани построить крепости в удобных для поселений и верных для безопасности местах… С рассмотрением по вышеописанному, заселить при тех крепостях ландмилицкие полки и прочих старых слуг, из которых те полки набраны у казаков не меньше 2-х рот на одном месте, дабы всякий один полк не распространялся далее ста вёрст, а что ближе, то за наилучшее признавался дабы во время неприятельских нападений скорее собраться могли. А от Верхнеяицкой пристани вниз по реке Уй и по реке Тобол до Царёва Городища так же строить крепости и селить, а ежели такие крепкие и к поселению удобные места одно от другого в далёком расстоянии, а именно не ближе пятидесяти или сорока вёрст придётся, то между поселениями делать малые редуты для содержания караула и убежища от неприятеля приезжим людям…» В конце текста указа говорится о поселении по реке Сакмаре трёх ландмилицких драгунских полков, с постановлением, где им селиться и быть, и о раздаче для заведения пашен солдатам лошадей и денег: «…Оренбургский и новоприбранный Уфимский драгунские полки до предбудущего определения содержать на тех же доходах, а для поселения меж оными полками в Казани и Сибири крестьян не высылать, а выбрать до двух тысяч человек у сибирских казачьих детей и определить в казаки без жалованья… Для поселения в крепости великоросских людей и крестьян впредь не принимать, а которые доныне приняты и в крепости поселены… тех возвратить помещикам, а вместо того набрать и поселить в тех крепостях из городовых Казанской и других губерний старых служилых людей, которые с подушного оклада и в ландмилиции не написаны до трёх тысяч семей, а и тому для поселения в помянутых же крепостях принимать из черкасс, которые пожелают…» В августе 1739 г. издается ещё один указ, в котором предписывается не отпускать на прежние жилища солдат и драгун Новой Закамской линии находящихся в крепостях Оренбуржья в период башкирского бунта. Следует отметить, что первыми жителями многих вновь образованных населённых пунктов Оренбургской пограничной линии становились солдаты гарнизонных и ландмилицких полков именно Новой Закамской линии. В конце 30-х - начале 40-х гг. XVIII в. начинается приток в Оренбургский край переселенцев из Украины (Малороссии). Впоследствии оказалось, что идея переезда черкасс из малороссийских станиц и посёлков на Оренбургскую линию не имела положительных результатов. Очередной этап заселения крепостей Оренбуржья приходится на конец 1743 г. 22 сентября 1743 г. рассмотрен и утверждён Сенатом новый проект заселения Оренбургского края разработанный главой Оренбургской комиссии И.И. Неплюевым. По проекту особое внимание следовало обратить на заселение Уфимской и Исетской провинций. Основой переселенцев явились приговорённые к ссылке, беглые крестьяне, незаконнорождённые, престарелые, отпущенные на волю холопы и другие, то есть, те, кто не нёс никакой службы и не платил подушный налог. По указу от 15 октября 1742 г. в Оренбург было переведено около двух сотен уфимских казаков, а по указу от 19 апреля 1743 г. туда же в полном составе были переведены самарские казаки. В некоторых источниках мы находим более точные данные о количестве переведённых. В частности, в 1743 г., согласно Высочайшему повелению, были переведены из городов Самары и Алексеевска четыре роты казаков и две роты дворян, а также из города Уфы 150 человек, всего 550 человек. Все они были поселены в городе Оренбурге, а затем постепенно переводились в особую слободу близ Оренбурга (потом эта слобода получила название - Форштадт). 27 июля 1744 г. из жителей Оренбурга и Бердской слободы образован Оренбургский семисотенный нерегулярный корпус. В составе корпуса основное место занимали те самые переведённые в Оренбург в 1742-1743 гг. уфимские, самарские и алексеевские казаки, местом проживания и военного расположения которых был Форштадт. В корпусе числились и казаки Бердской крепости. В штат Оренбургского нерегулярного корпуса (1753 г.) входило 650 казаков, из которых 550 располагались в Оренбурге, а остальные 100 казаков в крепости Берде, в 7 верстах от города. В 1755 г. штат корпуса был увеличен до тысячи человек рядовых и вместе с чиновниками и офицерами он определился в числе 1094 человека. Вскоре стал очевидным факт недостаточности одного нерегулярного корпуса для выполнения функций по охране Оренбургской пограничной линии и поддержания порядка в городах и крепостях края. С середины 40-х гг. появляется идея создания в Оренбуржье нерегулярного войска для постоянной службы в гарнизонах крепостей и непосредственно на линии. Главным исполнителем данной идеи стал глава Оренбургской комиссии, а с 1744 г. и губернатор Оренбургской губернии - И.И. Неплюев. Уже во второй половине 40-х гг. XVIII в. остро встал вопрос об увеличении военного контингента на Оренбургской пограничной линии. Этот вопрос Неплюев рассматривал в первоочередном порядке. При этом предпочтение в несении сторожевой службы на линии он отдавал не драгунским, и не ландмилицким пехотным ротам, а казачьим частям. Оренбургский губернатор являлся сторонником создания особого органа управления нерегулярными людьми, который бы объединил руководство всеми казачьими частями, разбросанными на огромной территории Урала и Приуралья. После основательной проработки данного вопроса 24 мая 1748 г. выходит указ военной коллегии, по которому все казачьи части Оренбуржья были соединены в «Оренбургское нерегулярное войско» под властью одного атамана. В состав созданного войска вошли: Оренбургский нерегулярный корпус, уфимские и самарские казаки города Оренбурга, алексеевские и сергиевские казаки и остальные казаки Уфимской и Исетской провинций. Указом от 12 июля 1748 г. военная коллегия повелела губернатору Оренбургской губернии представить штат и положение об Оренбургском нерегулярном войске. Вскоре Неплюевым был составлен первый штат войска. «По оному штату в Оренбурге и в прочих Оренбургской губернии местах нерегулярных людей положено держать 4493 человека, в том числе жалованных 1413 человек». Оренбургский нерегулярный корпус он предлагал довести до 736 человек в следующем составе: войсковой атаман – 1, сотников – 7, хорунжих – 7, урядников – 14, писарей – 7 и рядовых казаков 700 человек. В каждой крепости утверждалось определённое число атаманов, сотников, хорунжих, урядников, писарей и рядовых казаков… Всех казаков разделили на ведомства. В ведомстве Исетской провинции всех казаков положено по штату 1380 человек (Исетское казачье войско); в Ставропольском (города - Самара, Ставрополь и Алексеевск) 250 человек; в Уфимской провинции 1250 человек; в Оренбургском (крепости: Татищева, Рассыпная, Переволоцкая, Новосергиевская, Орская, Чернореченская, Сорочинская, Красногорская, Озёрная, Тоцкая, Мочинская, Елшанская, Борская и Бузулуцкая) 800 человек; в Оренбурге и Берде 813 человек. Из числа 4493 человек казаков заключалось природных: в городе Оренбурге - 550 человек; в городе Самаре - 100 человек; Ставрополь - 50 человек; Алексеевск - 100 человек; Уфа - 150 человек; в Исетской провинции - 1380 человек; всех 2250 человек. Эти данные свидетельствуют о том, что Оренбургское нерегулярное войско при своём зарождении было собрано на пятьдесят процентов из природных, потомственных казаков края, тогда как среди остальных 2243 человек, присутствовали и казаки малороссияне, станичные и городовые, переведённые на Оренбургскую пограничную линию с Симбирской, Корсунской, Белогородской и других линий. Нагайбак, татар, калмык, мещеряков и крестьян в войске состояло не более двадцати пяти процентов. Первый штат войска не был утверждён. Он принимается только через семь лет с дополнениями и исправлениями. Оренбургский губернатор в 1754 г. выступил с дополнительным представлением об утверждении штата, которым просил состав Оренбургского нерегулярного корпуса увеличить до одной тысячи человек. В корпус он ходатайствовал зачислить крещёных калмык, живших с 1745 г. в крепостях около города Оренбурга и казаков Бердской крепости. Также, он попросил расширить состав офицерского контингента. Штат войска окончательно получил утверждение в 1755 г. в том виде, как его представил И.И. Неплюев. Было утверждено иметь войсковую избу (канцелярию), состоящую из войскового атамана, войскового есаула, писаря и 5877 человек служащих казаков, из которых 1797 на жаловании, а остальные 4080 без жалования. Для увеличения войска, было приказано набирать исключительно природных казаков, а именно: казачьих детей, достигших семнадцати лет, дворян и других, не причисленных ни к какому сословию, проживавших в городах Царицын, Саратов, Камышин, Сызрань, Ставрополь, Самара, Алексеевск и др. Также в состав войска были зачислены калмыки (двести пять душ обоего пола ). При войске также предписывалось иметь Войсковую канцелярию в составе Войскового атамана, есаула и войскового писаря. Теперь все казачьи атаманы в крепостях Оренбургской губернии должны были присылать атаману Оренбургского войска Василию Ивановичу Могутову (1748-1778 гг.) рапорты о состоянии дел на местах. Самому атаману было дано право, кроме казаков Оренбургского нерегулярного корпуса, увольнять и назначать на службу казаков по своему усмотрению, а о казаках корпуса и обо всех атаманах и войсковых чиновниках предоставлять рапорты в Военно-походную канцелярию Оренбургского губернатора. В обязанности атамана также входило «увольнять казаков по самой сущей к службе невозможности, а в комплект определять только сущих тутошних казаков детей, а не пришлых, к службе способных, ружьем и лошадьми исправных». Казаки, определяемые на службу в Оренбургское войско, принимались и оценивались самим И.И. Неплюевым. 21 мая 1756 г. оренбургским казакам было пожаловано Большое войсковое знамя, а Оренбургскому нерегулярному корпусу было пожаловано Малое знамя и 10 сотенных значков . Знамена были выполнены по рисункам губернатора И.И. Неплюева. Знамена различались по величине, но были совершенно одинаковы по рисунку: на них был изображен крест в сиянии, ниже которого помещен щит с надписью по верху «Оренбург». По углам этой надписи размещено по три пики. По бокам щита изображены часть ружейного ствола с прикладом и по три знамени с подобранными полотнищами. Под щитом - две перекрещивающиеся сабли в ножнах. На голубом щите изображена набережная Оренбурга с Георгиевской церковью, Преображенским и Введенским соборами. Под берегом изображена р.Урал. Цвет знамени был кремовый, окаймлено оно широкой розовой каймой. Итак, отметим, что в первой половине XVIII столетия стремление по укреплению юго-восточных рубежей Российского государства потребовало создание на Южном Урале боеспособного нерегулярного казачьего войска. С учётом географической и этнополитической специфики южно-уральского региона, правительство решало свои задачи путём привлечения к службе полиэтничного контингента, в основном из местного населения, знакомого с этой спецификой, а потому способного эффективно охранять границу. С начала строительства на Южном Урале единой линии крепостей и редутов, выстраивающихся в одну Оренбургскую оборонительную линию, для пополнения гарнизонов этих укреплений в регион переводится довольно большое количество регулярных и нерегулярных служилых людей из различных регионов Российского государства. Одновременно в казачье сословие обращается значительное количество местного населения. Также на службу в гарнизоны крепостей Оренбуржья записывались и различные сходцы, точный состав которых определить довольно трудно. По штату 1755 г. в состав войска вошло более пяти с половиной служилых людей, среди которых были: уфимские городовые казаки (кроме русских здесь служили крещёные башкиры и татары), самарские, алексеевские и сергиевские городовые казаки и дворяне, исетские казаки (потомки волжских и донских казаков), ставропольские и оренбургские калмыки, малороссияне (украинцы), нагайбаки, мещеряки, чуваши, мордва и представители других народов Урала. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Глава IV Внутренняя военная служба оренбургских и уральских казаков История казачества неразрывно связана с колонизаций сопредельных территорий Московского государства и Российской империи. А поскольку любое продвижение на другие земли неизбежно сопровождается борьбой с прежним (коренным) населением, постольку казаки, представлявшие передовые отряды колонистов, должны были выступать на исторической арене главным образом как вооруженная сила. Военная организация казаков давала им возможность отстаивать свое право на существование, противостоять «диким кочевым ордам» (В.О.Ключевский), а военное искусство долгое время являлось своеобразным «промыслом». Казаки не могли жить без походов «за зипунами», без «шарпанья» торговых караванов, а по прошествии времени - без найма на государеву службу. Московское государство, немало натерпевшись от своеволия казаков, довольно быстро оценило функциональную пользу от вооруженного населения, скопившегося на его окраинах, и уже со второй половины XVI в. стало принимать станичников на правительственную службу. Для яицких казаков вплоть до конца XVII в. правительственная служба не носила характера государственного тягла, у них всегда существовала возможность выбора между правительственным наймом и военными экспедициями, предпринимаемыми на свой страх и риск. Примеры таких экспедиций - поход атамана Нечая в Хиву в 1605 г. и поход атамана Шамая туда же. Оба похода, как известно, закончились трагически для казаков, что в немалой степени способствовало осознанию ими всех выгод и преимуществ государевой службы. Уже при царе Михаиле Федоровиче яицкие казаки вместе с правительственными войсками участвуют в военных походах: против поляков и шведов в 1655 г.; против бунтующих башкир - в 1683 г. (см. приложение 1) Уфимские городовые казаки вместе со стрельцами и другими служилыми людьми отражали набег сибирских царевичей Аблая и Тевкеля на Уфу (по одним данным - в 1574 г., по другим - в 1635 г.); в 1582, 1645, 1662, 1664, 1676 и других годах - усмиряли восстания башкир против произвола царских воевод. За верную и усердную службу в 1675 г. царем Алексеем Михайловичем они были пожалованы одним большим (главным) и четырьмя малыми знаменами с изображениями святых: Великомучеников князей Бориса и Глеба (большое знамя); Победоносца Георгия, Архистратига Михаила и Великомученика Дмитрия (малые знамена). Позже уфимским казакам, дворянам и иноземцам за усердную службу были выделены земельные наделы, отведенные вокруг города на 15 верст. В том же году уфимские служилые люди (казаки) и башкирцы были прикомандированы к полку воеводы Андрея Ивановича Леонтьева-Черницкого, посланного воевать на Терек. За службу казаки получали жалование деньгами и «хлебным провиантом», которое выплачивалось не всегда регулярно. Например, известна челобитная уфимских конных казаков и стрельцов от 1676 г., по которой воеводе Венедикту Хитрово было указано собрать в Уфе оброчные деньги и рассчитаться с челобитчиками, что и было сделано: конным казакам (165 человек) было выдано по 7 руб. денег, по 9 четвертей ржи и по 10 четвертей овса. И подобные факты повторялись неоднократно. Но настоящая государева служба для казаков Урала начинается при Петре I. В 1696 г. яицкие казаки участвовали во взятии турецкой крепости Азов. В 1701, 1703 и 1704 гг. они выступали в поход против шведов. В 1708 г. их вновь посылали на усмирение очередного башкирского восстания. В 1711 г. во время Прутского похода Петра I полуторатысячный отряд уральцев был послан на Кубань для поддержки главных сил армии, а в 1717 г. 1500 яицких казаков во главе с князем Бековичем-Черкасским двинулись в поход на Хиву, в ходе которого казачье войско было разбито и потеряло все свои знамена. Многовековая практика ведения боевых действий в степи позволила казакам выработать свою тактику, в которой органично сочетались типично кочевнические приемы и приемы, характерные для русского войска, вооруженного «огненным боем». Последний, впрочем, до XIX в. не играл особой роли в казачьих походах. Дореволюционный историк (и казачий офицер) А.П.Васильев, изучая тактические приемы сибирских казаков, совершенно верно заметил, что основой казачьей тактики была неожиданность, а общим принципом - действия по обстоятельствам. Марш казачьего войска осуществлялся по строгому порядку, предполагавшему обязательную высылку передового дозорного отряда – «ертаула». Если войско в ходе боевых действий делилось на несколько частей, связь между ними осуществлялась через нарочных или посредством специальных звуковых сигналов. Поэтому в каждой сотне обязательно присутствовали трубачи, литаврщики, барабанщики и знаменщики. Излюбленным видом полевого боя была «казачья лава» - особый вид рассыпного строя конницы, когда главная масса идет разомкнуто с интервалами в несколько шагов, оставив для защиты флангов небольшие «уступы» и стараясь охватить строй противника; в случае неудачи все бросаются врассыпную и собираются где-либо за прикрытием, в пункте, заранее указанном командиром. Здесь опять формируются в лаву для новой атаки. Во время степных походов при появлении численно превосходящего противника казаки моментально устраивали «табор» из поставленных в круг телег, внутри которого занимали круговую оборону. Иногда для этой цели, в качестве живого прикрытия использовали верблюдов и лошадей. В XVI-XVII вв. круг обязанностей служилых людей вообще не регламентировался, ограничиваясь лишь традицией и физическими возможностями самих казаков. Положение изменяется в XVIII в., когда вдоль юго-восточных границ России были созданы пограничные линии и построен г.Оренбург, как узловой центр этих линий. В задачу казаков Яицкого и Оренбургского войск как раз и входила охрана Оренбургской пограничной линии от г.Гурьева до Звериноголовской крепости (общей протяженностью 1780 верст). Вся линия была разделена на дистанции: первая - от крепости Звериноголовской до г.Верхнеуральска; вторая - от г.Верхнеуральска до Орской крепости; третья от Орска до Оренбурга; четвертая от Оренбурга до Уральска и пятая от Уральска до Гурьева городка. Внутри каждой дистанции примерно на расстоянии 15-20 верст один от другого были устроены форпосты или пикеты («бекеты»), куда посылались казаки, несшие линейную службу. Линейная служба делилась на летнюю и зимнюю (летняя линия и зимняя линия). «Зимняя линия» начиналась с 16 ноября и продолжалась по 16 мая. Заключалась она в регулярных разъездах, по 3 человека, направо и налево от пикетов с требованием тщательного осмотра местности и выявления следов нарушения границы, как с внутренней стороны, так и на внутреннюю сторону. Обо всем замеченном немедленно докладывалось как своему начальнику, так и начальнику соседнего форпоста. Для облегчения своей задачи казаки придумали довольно остроумное приспособление – «сим» - невысокая загородка из тонких ивовых прутьев, протянутая по всему периметру границы. О нарушении «сима» на каком-либо участке дистанции сразу же докладывалось по всей дистанции и в ближайшую крепость. Казаки разработали целую систему оповещения о приближении неприятеля: заметив небольшую группу кочевников в 3-6 всадников, дозорный казак садился на лошадь и делал шагом «вольт влево»; «вольт рысью» означал, что отряд кочевников имеет численность от 6 до 25 человек; «вольт карьером» - свыше 25 человек. Заметив этот сигнал, дозорные соседних пикетов делали то же самое и известие о нарушении границы в считанные минуты достигало форпоста или крепости. По ночам вместо дневных разъездов высылались пешие дозоры – «секреты» или «залоги». Они залегали обычно в камышах, на переправах и в других укромных местах, где кочевники могли пересечь границу. В сторожевой службе чрезвычайно много зависело от личной храбрости казаков, их готовности принять на себя первый удар и, если надо, пожертвовать жизнью. Поэтому правила несения службы на линии были строги и категоричны. Дозору или пикету по обнаружении противника предписывалось любой ценой дать об этом сигнал соседнему дозору, а далее, если численность противника не превышала казачьего дозора более чем в 2-3 раза - атаковать его, поскольку подобное соотношение сил считалось на границе вполне нормальным. Во всех других случаях дозорные обязаны были сковать противника боем до подхода подкреплений с ближайшего редута или крепости. Естественно, при таких правилах, потери среди линейных казаков были значительны. Казаки, назначенные на «летнюю линию», должны были являться к месту службы к 1 мая. Причем, к расписаниям на службу, которые войсковая канцелярия рассылала по всем станицам и крепостям, прилагались маршруты от разных мест жительства казаков до линии с таким расчетом, чтобы все команды имели в пути на третий день следования «дневку» и прибыли на линию не позже 1 мая. По утвержденному в 1763 г. расписанию нарядов на Оренбургской линии полагалось постоянно держать 1229 русских казаков и 5-6 сотен башкир и калмыков. Но этих людей явно не хватало, поскольку, кроме чисто пограничной службы, казакам приходилось развозить почту (для этого чаще всего назначали башкирских конников), наблюдать за киргиз-кайсацкими (казахскими) кочевьями, совершать походы в степь для отражения набегов воинственных кочевников, сопровождать посольства в Бухару и т.п., не говоря уже о ежегодном снаряжении нескольких сотен служилых казаков в действующую армию. К сказанному следует добавить, что на службу казак должен был являться не только в строго установленные сроки, но и полностью экипированным и с двумя конями, приобретенными за собственный счет. Все это тяжелым бременем ложилось на плечи казаков, многие из которых отнюдь не связывали всю свою жизнь с седлом и ружьем, а стремились, по отбытию военной повинности, заняться мирным хозяйствованием на выделенной им земле. Поэтому нет ничего удивительного в том, что казаки шли на всяческого рода ухищрения, чтобы в той или иной степени облегчить свою жизнь и свести тяготы воинской службы до возможного минимума. В Уральском (Яицком) войске, например, широкое распространение получил обычай так называемой «наемки», когда для несения линейной и иной службы станичный сход нанимал «охотников», снаряжая и экипируя их в складчину. Попытка правительства в 1803 г. ликвидировать «наемку» вызвала очередной бунт среди уральцев, хотя и подавленный «не без содействия военной силы», но, тем не менее, обеспечивший сохранение в Уральском войске этой исконной традиции. Пытались ввести «наемку» у себя и оренбургские казаки, но губернатор Игельстром специальным предписанием станичным атаманам от 1789 г. строжайше запретил допускать «наемщиков» к службе. События пугачевского бунта 1773-1775 гг. нарушили ход жизни на Оренбургской линии: многие крепости и редуты были разорены повстанцами, большой урон в живой силе понесли казачьи войска. Этим не могли не воспользоваться в кочевавшие в степи киргиз-кайсаки (казахи). В 1778 г. одна из разбойных шаек захватила и сожгла Гирьяльский редут. Гарнизон был перебит, оставшиеся в живых женщины, дети и старики угнаны в плен. Этот факт со всей очевидностью поставил оренбургские власти перед необходимостью принятия дополнительных мер, направленных на усиление охраны границы. По расписанию от 25 июня 1779 г. на «летнюю линию» губернские власти должны были выставить 400 оренбургских казаков, 2420 татар и тептярей, 200 калмыков, всего - 3020 человек. Летом 1783 г. на линию дополнительно командировались самарские, алексеевские и мочинские казаки - на Нижнеуральскую дистанцию; нагайбацкие - на Озерную; ельдяцкие, табынские и красноуфимские - на Орскую; исетские - на Кизылскую, Верхнеуральскую, Троицкую и Звериноголовскую. В 1784 г. на летнюю службу предписывалось выставить почти вдовое больше казаков из Оренбургского корпуса - 780 человек, башкир и мещеряков - 2440; ставропольских калмыков - 200, а на следующий 1785 г. количество людей, выделяемых на линейную службу, еще более возросло: казаков - 1300 человек, башкир и мещеряков - 3989, калмыков - 200. Кроме того, большие партии казаков ежегодно отправлялись в степь для преследования и захвата немирных кочевников. Так в январе 1785 г. по приказанию князя Г.Потемкина был составлен корпус из 200 казаков-оренбуржцев, 3000 башкир и двух легких пушек для «захвата людей и киргизского скота, для выручки пленных и чувствительного наказания воров-киргизцев». Корпус был подчинен майору Смирнову и назначен для похода в степь на 300-400 верст. Значительная часть казаков во время летней службы зачислялась в резерв, который также должен был находиться на линии. Начиная с 1788 г. на линейную службу стали назначать половину от списочного состава казаков, а не 1/4 часть, как это было при губернаторе И.И. Неплюеве. С начала XIX в. в обязанность, прежде всего, оренбургских казаков были вменены охрана Оренбургского менового двора и сопровождение в степь торговых караванов и военно-топографических экспедиций. Правительство весьма ревниво следило за сохранением дружественных отношений с ханами Казахских Жузов, а потому вводило ограничения для казаков при отражении набегов кочевых разбойничьих шаек. Один из первых приказов нового Оренбургского военного губернатора П.К.Эссена, назначенного 15 марта 1817 г., за №5 от 26 марта сего года гласил: «…запретить строго, чтобы отнюдь никто с нашей стороны ни под каким видом за черту границы не смел сделать ни одного шага, кроме тех, коим предоставлены права сии по положению законов, равно если бы и случились какие происшествия, не преследовать киргизцев в их границах ни одного шагу, не делать на кочевки их нападения и не грабить имущества их под строгою ответственностью, воров же стараться ловить не в их пределах, а по поимке ссылать к суду Пограничной комиссии, по чему с сего времени всех, переходящих за границу без моего ведома, брать под стражу, не смотря ни на какое лицо, и мне доносить». Приказ этот, может быть и конструктивный с точки зрения «большой политики», стоил казакам и другим жителям пограничной линии больших людских, материальных и моральных потерь. Почувствовав свою безнаказанность, враждебные «киргизцы» начинают едва ли не в открытую захватывать в плен людей и угонять скот, не боясь погони. В середине XIX в. старожилы Оренбургской линии вспоминали об этом времени: «При нем (губернаторе Эссене) киргизы до того осмелились, что, как простой товар увозили пленников… Бесчинства-то они какие себе позволяли, срамно говорить об этом старикам. Вот что творилось. И не в одной станице, не в двух, а по всей линии. Помниться мне раз около Тоцкой они захватили 40 человек в покосное время. Между полоненными были больше женщины. Киргизы переправились ниже Татищевой, да на противоположном берегу в леске и расположились пировать и отдыхать с полонянками, а связанные-то мужчины на песке под солнцем жарились. То-то сраму-то было и бесчинства. Казаки волосы на себе рвали, а комендант одно кричал: «расстреляю, кто осмелится стрелять или переплыть». Приказ был Высочайше отменен 31 марта 1823 г. В том же году сразу три отряда (в общей сложности - 650 казаков, в основном добровольцев) при четырех орудиях двинулись в степь для наказания разбойных кочевников. Помимо чисто военных целей, в задачу отрядов входили розыск полезных ископаемых и топографическая съемка местности. Один отряд, заблудившись из-за незнания маршрута и путаных показаний проводника, вместо запланированных 500 верст прошел по безводной местности 800. Не имея в течение 11 дней подножного корма, казаки кормили своих лошадей сухарями. Благодаря своевременной помощи, отряд благополучно вернулся на линию. В 1824 г. трехсотенный отряд из уральских и оренбургских казаков при четырех офицерах вновь были командированы в степь для наказания киргизов за набеги и для захвата заложников. Одновременно 500 казаков и 56 конно-артиллеристов при двух орудиях были снаряжены для сопровождения купеческого каравана в Бухару. 13 января 1825 г. близ горы Биш-Тюба караван был атакован 8-сотенным отрядом хивинцев, туркмен и казахов. В течение тринадцати дней казаки отражали нападение, а затем отступили на линию. Зимой 1825-1826 гг. к Аральскому морю была отправлена военно-топографическая экспедиция полковника Генерального Штаба Берга под охраной 1200 уральских, 400 оренбургских казаков, 475 человек пехоты и 6 полевых орудий Оренбургской казачьей артиллерии. Маршрут экспедиции шел по Каспийской низменности и далее через плато Устьюрт. Экспедиция оказалась неудачной: безводье, бескормица, болезни и постоянные нападения враждебных кочевников вынудили Берга остановиться. В начале марта 1826 г. полковник Берг с 1000 «доброконных» уральских казаков вернулся в Гурьев, а следом за ним через кочевническую блокаду прорвались и остальные участники экспедиции, командование которыми принял хорунжий Оренбургского войска И.М. Ахмаметев. Начиная с 1822 г., Оренбургское командование стало выделять для охраны дружественных России казахских султанов специальные отряды казаков из состава Оренбургского тысячного полка. Назначения эти стали ежегодными и длительными. По требованию султана отряд (как правило, не менее 2-х сотен), приходил в его ставку, и все лето кочевал вместе с казахами. На зиму в кочевой ставке оставались 1 офицер, 1 урядник и 20 рядовых казаков, остальных распускали по домам до следующего лета. Такие назначения имели место в 1827-1829 гг. Кроме службы на пограничной линии, казаки должны были выполнять линейную службу в войсках (о ней речь пойдет позже), внутреннюю службу (в пределах войска и Оренбургской губернии) и внешнюю (различные командировки в другие губернии, столицу, на западные границы и т.д.). Внутренняя служба складывалась из караульной, конвойной, полицейской, почтовой и подводной. Наиболее часто казакам приходилось участвовать в розыске и поимке беглых, сопровождении колодников, охране государственных транспортов, содействии администрации в сборе налогов и податей. Из рапортов станичных атаманов следует, что казаков довольно часто снаряжали для охраны частных владений и казенного имущества. (см. приложение 1 и 2) Так, в начале XIX в. казаки наряжались ловить беглых и усмирять волнения крестьян и горно-заводских рабочих: в июне 1806 г. из Уфы было командировано 100 уфимских и табынских казаков под командованием полковника Лукьянова на Авзяно-Петровский завод для усмирения крепостных крестьян хозяина завода Губина; в 1810 г. команды табынских казаков неоднократно посылались ловить беглых из Стерлитамакского острога и из имения гв. капитана Левашова и т.д. Казачьи гарнизоны уральских городов и крепостей активно привлекались местными властями и для выполнения сугубо охранных функций. Так, гарнизон Красноуфимской крепости, построенной по приказу И.К. Кирилова в 1735 г. в верховьях р.Уфы «для того, чтобы железо, отправляемое из Екатеринбурга сухим путем, перевозить далее водою до Уфы», состоял из пехотной роты и 300 служилых казаков. Последние, вместе с казаками Ельдяцкой станицы, должны были на время разлива р.Уфы выставлять пикеты и разъезды для охраны барок с грузами «как казенными, так и партикулярными», которые, пользуясь половодьем, спешили пройти вниз до Уфы. Причем, это была достаточно серьезная служба и выставляемые пикеты - довольно многочисленны: в 1784 г. указом Уфимского наместничества на время половодья в пикеты и разъезды были назначены 1 есаул, 2 капрала и 40 казаков только из одной Ельдяцкой станицы, да еще им в помощь были прикомандированы 40 башкирских казаков. Пикеты эти простояли в тот год с 29 марта по 20 мая. Атаману уфимских казаков предписывалось «продолжать частые разъезды по берегам рр. Белой и Уфы и около состоящих поблизости их селений и не допускать никого истреблять и ловить птиц и зверей до Петрова дня, о чем каждодневно рапортовать». Подобную «экологическую» службу несли и уральские казаки, особенно во время весеннего хода рыбы на нерест, когда по прибрежным станицам запрещалось даже в колокола звонить, чтобы лишний раз не побеспокоить рыбу. Начиная с 1806 г. оренбургские и уральские казаки регулярно отправляются для несения конно-полицейской службы во внутренние губернии России, в первую очередь - в Казанскую, Вятскую и Нижегородскую, а с 1818 г. по одному уральскому и оренбургскому казачьему полку поочередно отправляются на двухгодичную службу в Москву. Расширение служебных обязанностей казаков и необходимость увеличения их численности, продиктованная также активизацией колонизаторской политики российского правительства на восточных границах империи вызвало к жизни новое Положение об Оренбургском казачьем войске, принятое 12 декабря 1840 г. Положением предписывалось Оренбургскому войску содержать строевые части по штатам и по первому требованию выставлять в полной боевой готовности 10 конных полков и одну конно-артиллерийскую бригаду в составе трех конных батарей, а из оставшихся казаков формировать резервы. Все земли оренбургских казаков предоставлялись в общественное достояние, и каждый казак, независимо от возраста, мог пользоваться всеми выгодами земли. Срок казачьей службы устанавливался 25 лет и исчислялся со времени принятия казаком присяги, то есть с 20-летнего возраста. Полевая служба официально делилась на службу линейную и службу внутри Империи и на границах ее, и срок линейной службы устанавливался один год, а внутренней - три года. С 17-летнего возраста до принятия присяги каждый молодой казак зачислялся в разряд малолетков; они получали собственный земельный пай (30 десятин), но за это должны были нести натуральные общественные повинности - «сиденки» (возить почту, сопровождать чиновников в их служебных поездках, состоять в командировках по делам станичного правления и др.). В случае избытка войскового населения против действительной потребности служащих чинов комплектование служилого состава происходило по жребию. Жребию подлежали все казачьи дети, достигшие 19-летнего возраста и не имеющие особых прав на льготы. Дворяне же и дети чиновников по достижении 19 лет зачислялись в служилые казаки автоматически, без жребия. В число служилых принимались и малолетки, пожелавшие служить без жребия. Все вынувшие жребий на службу, «охотники» - добровольцы и малолетки, записавшиеся служить без жребия, приводились к присяге на верность службы. Вынувшие жребий на льготу оставались в войске под наименованием войсковых граждан; они навсегда освобождались от строевой службы, но облагались вместо этого денежными платежами в войсковой капитал. Военные реформы императора Александра II - большого знатока и любителя военного дела коснулись и казачьи войска на Урале. 9 марта 1874 г. было Высочайше утверждено Новое положение об Уральском казачьем войске, а 10 июня 1867 г. - «Устав о воинской повинности» и «Положение о военной службе Оренбургского казачьего войска», действовавшие до 1917 г. По этим «Положениям» устанавливалось штатное расписание в следующем составе: для Уральского войска - 9 конных полков (№№1-9), 1-й учебной Уральской сотни и Лейб-Гвардии Уральского казачьего эскадрона (в марте 1891 г. переименованного в Лейб-Гвардии Уральскую казачью сотню) - общей численностью 9500 строевых казаков; для Оренбургского войска - 17 конных полков, 8-ми конно-артиллерийских батарей и одной запасной конно-артиллерийской батареи - общей численностью 19278 строевых казаков и офицеров. Служилый состав казачьих войск разделялся на три разряда: приготовительный, строевой и запасный. В приготовительном разряде казаки состояли три года, начиная с 18 лет, во время которых они обучались в своих станицах под руководством местных инструкторов и на учебных лагерных сборах. По достижении 21 года казаки поступали в строевой разряд и командировались на действительную службу в части первой очереди, в которых служили четыре года, то есть до 25 лет. В конце XIX в. первоочередные части казаков-уральцев находились на действительной службе в Варшаве, Ташкенте, Санкт-Петербурге, Гатчине, Гельсингфорсе, Керки (под Ташкентом), Скобелеве, Волчанске. На действительную службу казак должен был являться со своим строевым конем, полным седельным набором, согласно уставу, комплектом летнего, зимнего и парадного обмундирования, шашкой и пикой установленных образцов, приобретенными за свой счет; по ценам начала XX в. все это стоило более 200 руб. По выслуге установленных 4 лет, в 25-летнем возрасте казаки увольнялись на льготу и зачислялись в льготные полки 2-й очереди. Состоя в этих полках в течение 4-х лет, до 29-летнего возраста, они обязаны были являться ежегодно в полной исправности и готовности к строевой службе на учебные лагерные сборы («на бараки»). А затем, в возрасте 30 лет казаки зачислялись в полки 3-й очереди также на четыре года, до 33 лет. В это время они уже могут не иметь строевого коня и в лагери собираются всего один раз. На 34-м году жизни казаки зачислялись на пять лет в запас, в котором состояли еще пять лет. В это время они также могли не иметь строевых лошадей, на сборы не собирались и назначались в основном для пополнения убыли людей и формирования новых частей в военное время. По окончании 20-летней службы все казаки переводились в войсковое ополчение, которое призывалось под оружие только Высочайшими манифестами. Таким образом, общие боевые силы Уральского и Оренбургского казачьих войск в среднем составляли более 25% всего населения мужского пола в этих войсках, что по Оренбургскому войску в абсолютных цифрах составляло на начало XX в. 40792 всадника и по штатам военного времени оно должно было выставить 18 конных полков, 2 отдельных и 6 запасных сотен, 6 конных и одну запасную артиллерийские батареи, занимая по численности третье место среди казачьих войск России, после Донского и Кубанского. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Глава V Участие оренбургских и уральских казаков в войнах и степных походах Российской империи (XVIII - начало XX вв.) Как военно-служивое сословие, отношения с которым строились на определенных условиях (предоставление некоторых льгот и привилегий, выдача жалования), казаки рассматривались и воспринимались центральной властью, прежде всего, с точки зрения их военного потенциала и возможностей его использования во внешнеполитических акциях Российского государства. Казаки Урала в этом отношении не были исключением и как только они формально переходили на государственную службу, правительство начинало активно направлять их не только на охрану государственных рубежей (что, в общем-то, логически вытекало из самого места обитания казачьих общин), но и усиливало казачьими частями полевые войска, действовавшие далеко за пределами России. Если до XVII в. мы имеем очень мало сведений об участии казаков Урала во внешних войнах Русского государства , то после официального принятия Яицкого войска на государеву службу оно начинает регулярно отправлять свои отряды воевать против внешних врагов. В 1634 г. 380 яицких казаков были включены в войско воеводы Шеина, осаждавшее занятый поляками Смоленск. 66-тысячное русское войско при 159 орудиях в течение 8 месяцев осаждало Смоленск, и поляки уже готовились к сдаче. Но польский король Владислав, собрав войска, подошел на выручку осажденного гарнизона, а одновременно на южные окраины Русского государства напали крымские татары. Деморализованное неудачной осадой русское войско, под предлогом защиты своих земель, начало разбегаться из-под Смоленска и воевода Шеин был вынужден отступить. Первая документально зафиксированная командировка уфимских и башкирских казаков для участия в боевых действиях за пределами России датируется 1675 г., когда царь Алексей Михайлович в союзе с польским королем Казимиром готовился к серьезной войне с Турцией. Указом от 6 мая 1675 г. воеводе Андрею Леонтьеву-Черницкому было предписано «идти не мешкав на Терек, ко князю Булату Муцаловичу Черкасскому, а в полку у него приказано быть уфимским служилым людям и башкирцам». В начале царствования Петра I, когда фактическим правителем России являлась царевна Софья Алексеевна, сотни яицких казаков отправились на войну с Польшей (в 1681 и 1682 гг.) и принимали участие в неудачном походе князя Василия Голицына на Крым в 1684-1685 гг. (во втором Крымском походе князя Голицына в 1689 г. участвовали также и уфимские казаки). Затем в 1696-1697 гг. уже под непосредственным командованием царя Петра 500 яицких казаков во главе с походным атаманом Андреем Голованем воевали под Азовом и героически проявили себя при штурме и взятии этой крепости (вместе с донскими и запорожскими казаками под начальством атамана Лизогуба они захватили и удержали один из бастионов крепости, и захватили все находившиеся там турецкие пушки). Во всех основных военных мероприятиях Петра I яицкие казаки были задействованы самым непосредственным образом. Так, уже в самом начале Северной войны (1700-1721 гг.) более 2000 казаков с Яика участвовали практически во всех боевых действиях против шведов, а в 1711-1713 гг. 1500 яицких казаков находились в войсках графа Апраксина, охранявших российские границы по р.Кубани после заключения России Прутского мира с Турцией. Но, пожалуй, самым драматическим событием в истории Яицкого казачьего войска в XVIII столетии (если не считать участия в Пугачевском восстании) был поход 1500 казаков в Хиву в 1716-1717 гг. в составе военной экспедиции князя Бековича-Черкасского. Целью этого похода была проверка сведений о добыче золота на р.Амударье, полученных Петром I от сибирского генерал-губернатора Гагарина. Отряд, куда кроме яицких входили 500 терских казаков и 100 драгун, с боями пробился к ставке хивинского хана, но был окружен хивинцами и практически поголовно уничтожен (князь Бекович-Черкасский и его заместитель князь Заманов были пленены и обезглавлены). Часть отряда вырвалась из окружения и, пробираясь в Россию без проводников, погибла в безводной пустыне. Во время этого похода Яицкое войско потеряло все свои знамена, полученные им в прежние годы за государеву службу. Полагая, что в этом походе казаки, тем не менее, с честью выполнили свой долг перед Россией, император Петр I в мае 1721 г. издал указ, по которому «яицким казакам дать по челобитью их, на все Яицкое войско 3 знамени из Москвы, из обретающихся там прежних стрелецких знамен, выбрав, кои поновее и легче, с роспискою». Вторая половина XVIII в. для яицких и оренбургских казаков была временем активной линейной службы на восточной границе Российской империи, периодических походов вглубь киргиз-кайсацких (казахских) степей для отражения набегов и преследования враждебных кочевников, участия в подавлении башкирских восстаний. С конца XVIII в. Оренбургское казачье войско начинает использоваться во внешних войнах Российской империи. Уже в 1790 г. 165 оренбургских казаков при двух офицерах, по распоряжению Военной Коллегии были отправлены на европейский театр военных действий (участвовали в русско-шведской войне 1788-1790 гг.). По окончании войны эти казаки держали кордоны по Западной Двине, на границе Курляндии и Польши и только в 1793 г. вернулись домой в войско. За этот поход многие казаки были награждены медалями «За службу, храбрость, мир со Швецией». Среди награжденных был и урядник В.Т. Падуров - сын исецкого атамана Т.И. Падурова, перешедшего во главе 600 казаков на сторону Пугачева и служившего у него полковником. В это же время Россия вступает в антинаполеоновскую коалицию, и казаки Урала постоянно включаются в состав действующей армии. В 1798 г. из Уральского войска для участия в Итальянском и Швейцарском походах А.В.Суворова были направлены два полка - Бородина и Лицинова - общей численностью 800 человек. В 1799 г. команда Лейб-Уральской сотни (60 человек) участвовала в секретной Голландской экспедиции и впоследствии проявила себя в боях против французов в Ганновере. В 1806 г. с началом русско-прусско-французской войны №1 и №2 Оренбургские казачьи полки (в общей сложности 1275 казаков, урядников и офицеров) под командой майора Лысова и поручика Мельникова были командированы в Пруссию в корпус генерал Беннигсена. Туда же были направлены и два башкирских полка. Сведенные в одну бригаду оренбургские и башкирские полки были переданы под командование подполковника В.А. Углицкого - войскового атамана Оренбургского казачьего войска. Казачьи полки прибыли в действующую армию уже после разгрома русских под Фридландом 14 июня 1807 г. и сразу же были брошены на прикрытие отступающих русских войск. В течение недели оренбургские казачьи полки вели упорные арьергардные бои и содержали передовую цепь постов против правого крыла французских войск маршала Массены. Во время русско-шведской войны 1808-1809 гг. шесть сотен уральских казаков участвовали в сражении при взятии Аландских островов. Затем 7-8 марта 1809 г. уральцы в составе отряда майора Я.П. Кульнева за восемь часов перешли по льду Ботнического залива и достигли шведского берега, который охраняли шведские стрелки. По приказу Кульнева спешившиеся казаки-уральцы, вооруженные длинными винтовками, вступили в перестрелку с неприятелем и, в конце концов, выбили шведов с побережья. Появление русских в непосредственной близости от шведской столицы, а также ряд новых побед русской армии ускорили переговоры, завершившиеся подписанием Фридрихсгамского мирного договора 5 сентября 1809 г. После заключения Тильзитского мира с Францией №1 и №2 Оренбургские казачьи полки были переведены в Молдавию и несли кордонную службу на р.Днестр. А когда началась русско-турецкая война 1809-1811 гг. оренбуржцы были присоединены к отряду атамана Донского войска генерала М.И. Платова и вошли в состав действующей армии. Туда же в 1807 и 1810 гг. были направлены №1, №2, №3 и №4 Уральские казачьи полки. Эти полки участвовали во многих сражениях: в осаде крепости Браилов, взятии гг.Силистрия, Исакчи, Рущук, Базарджик и др. С заключением Бухарестского мира 16 мая 1812 г. оренбуржцы были оставлены на турецкой границе для несения кордонной службы по р.Прут до 1819 г., то есть находились в бессменной командировке почти 12 лет. Война с Наполеоном в начале XIX в. не только продемонстрировала всему миру славу русского оружия, но и привлекла внимание теоретиков и историков военного дела к казачьей кавалерии. В эпоху Наполеона произошел переворот в военном деле: от тактики ведения боя сомкнутыми построениями, установленной Фридрихом Великим, европейские армии перешли к действиям отдельными колоннами, имеющими самостоятельный маневр, начиная от подхода к полю боя и заканчивая полным разгромом противника. В этих условиях открывались широкие возможности для применения легкой казачьей конницы: маневренные казачьи полки могли стремительно налетать на фланги и тылы противника, держа его в постоянном напряжении. Основу полевой тактики казачьей конницы составляло умение применять на широком фронте лаву - особый вид рассыпного строя конницы, позаимствованный казаками у кочевников. Во время атаки главная масса идет разомкнуто с интервалами в несколько шагов, оставив для защиты флангов небольшие «уступы» и стараясь охватить строй противника. В случае неудачи казаки бросались врассыпную и собирались где-нибудь под прикрытием в заранее указанном командиром пункте, где они перестраивались в лаву для новой атаки. Развернувшиеся в 1812 г. на западной границе России русские войска были сведены в три армии, в составе которых в общей сложности состояли 23 казачьих полка, среди которых - №1 и №2 Оренбургские , №3 и №4 Уральские. Кроме того, от Оренбургского войска в действующую армию были командированы дополнительно один тысячный (Атаманский) и один 5-сотенный полки; от Уральского войска - два 5-сотенных полка (№5 и №6). Сборным местом для оренбургских полков была назначена станица Бакалинская, откуда в октябре 1812 г. казаки выступили в поход в сторону Москвы. Всего с Урала на войну с французами ушло свыше 40 тысяч казаков. Первый Оренбургский полк в составе армии адмирала П.В. Чичагова участвовал в знаменитом сражении при р.Березине в ноябре 1812 г., завершившемся окончательным разгромом «Великой армии» Наполеона. После этого №1 и №2 Оренбургские казачьи полки были отправлены к побережью Черного моря и больше участия в боевых действиях против Наполеона не принимали. Они содержали кордоны по Черноморскому побережью от крепости Аккерман до устья р.Дунай и далее вверх по этой реке до устья р.Прут. В заграничных походах русской армии 1813-1814 гг. участвовали 23 казачьих полка из Оренбургской губернии: Атаманский и №3 Оренбургский, Уральские №№3,4,5. №3 и №4 Уральские казачьи полки в составе корпусов генерала Ф.К. Корфа и генерала Д.С. Дохтурова в феврале 1813 г., быстро очистив от французов правый берег Вислы, вошли в Берлин. В Германии казаки главным образом предназначались для ведения так называемые «малой войны» в составе авангардов и летучих отрядов русской армии. «Малая война» включала разведку, обеспечение безопасности русской армии, поддержание коммуникаций, разрушение и затруднение транспортных коммуникаций и связи противника, охрану и конвоирование пленных. Оренбургский Атаманский тысячный полк под командованием майора Авдеева в составе Отдельного корпуса князя П.Х. Витгенштейна в апреле-августе 1813 г. участвовал в осаде и взятии Данцига. Оренбургский №3 казачий полк, включенный в Резервную польскую армию генерала Беннигсена, 6 и 7 октября 1813 г. сражались в знаменитой «Битве народов» под Лейпцигом и во взятии Лейпцига. Затем этот же полк вместе с казаками 4-го Уральского полка проводил партизанские операции под Орлеаном и Фонтенбло во Франции. Там они разрушили шлюзы на канале, соединяющем рр.Луару и Сену, чем прервали доставку продовольствия в осажденный Париж. Оренбургские и уральские казаки из отряда генерал-майора А.Н. Сеславина шли в авангарде главной армии и 17 марта 1814 г. участвовали в боях под Парижем. За эту операцию казаки были награждены медалями. До 1820 г. казаки Урала несли кордонную службу по рр.Неману и Висле, то есть бессменно находились на службе почти восемь с половиной лет. Участвовали казаки Урала и в русско-турецкой войне 1828-1829 гг. В 1827 г. из войска в г.Тирасполь был командирован №9 Оренбургский пятисотенный полк под командованием есаула И.В. Падурова. Скомплектованный на половину из оренбургских казаков, на половину из башкир, полк нес кордоны по р.Прут. С началом войны полк вошел в состав 2-й армии и участвовал в боях при Козлуджи, Янытепе, при осаде крепости Варна, в боях под Шумлой и других сражениях. За эти бои многие казаки получили награды, а полку было вручено знамя «За отличие в Турецкой войне 1829 года». В боях полк потерял 150 казаков. На Турецкий же фронт был отправлен и №8 Оренбургский сводный полк, скомплектованный на половину из оренбургских, а на половину из башкирских и мещерякских казаков. На р.Прут этот полк держал карантинные кордоны по случаю моровой язвы (чумы), пикеты, разъезды, летучую почту, караулы при провиантских складах и переправах, конвоировал казенные транспорты и т.п. В 1830 г. №8 Оренбургский полк был направлен на усмирение Польского восстания. Оренбургские казаки подавляли восстание на Волыни и в Подолии, тогда как уральские казаки в составе одного полка участвовали в осаде мятежной польской крепости Замостье. Во время Крымской войны 1853-1856 гг. из Уральского казачьего войска на театр военных действий были направлены два полка - сначала в Молдавию, а оттуда в Крым, где они участвовали в сражениях при Балаклаве (в ходе которого была разгромлена английская кавалерия) и при Черной речке. Русско-турецкая война 1877-1878 гг. застала Уральское и Оренбургское казачьи войска в таком состоянии, когда их основные силы были заняты на завоевании Средней Азии. Поэтому к началу военных действий в составе русской Балканской армии находилась только одна отдельная уральская сотня войскового старшины Е.Я. Кирилова, великолепно проявившая себя при обеспечении переправы русских войск через Дунай. Командующий Балканской армией великий князь Николай Николаевич до конца своих дней хранил в своем дворце картину, изображавшую переправу казаков-уральцев через Дунай. В 1877 г. был сформирован №1 уральский казачий полк 6 под командованием подполковника С.Е. Толстого, который находился на Балканском театре военных действий вплоть до 1879 г. Для казаков-оренбуржцев основным театром военных действий стало Закавказье, куда были отправлены №6 и №7 Оренбургские полки 6-сотенного состава. Особенно активно оренбуржцы проявили себя в боях за крепости Карс и Эрзерум. 5-6 ноября 1877 г. №7 Оренбургский полк вместе с драгунами 16-го Нижегородского полка и Астраханскими казаками разгромили отступающего противника и взяли в плен около 18 тысяч турецких солдат и офицеров. За боевые подвиги весь личный состав №7 Оренбургского полка получил знаки отличия на головные уборы - серебряную ленту с надписью «За отличие в турецкую войну 1877-1878 гг.». 58 казаков №6 Оренбургского полка были награждены боевыми орденами, в том числе урядник С. Белянинов был награжден орденом «Святого Георгия I степени» за №22, а войсковой старшина Авдеев - золотым оружием с надписью «За храбрость». После поражения в Крымской войне царское правительство было вынуждено на время свернуть свою активную политику на Балканах и все свое внимание обращает на восток, в Среднюю Азию. Первая половина XIX в. была временем разведывательных экспедиций с целью изучения края, поиска наиболее оптимальных путей подхода к нему, поиска мест под строительство будущих укреплений и т.п. Проводили подобные экспедиции офицеры Российского генерального штаба, но всегда в сопровождении уральских или оренбургских казаков. Впервые одна сотня казаков-уральцев и одна сотня оренбуржцев при двух орудиях были командированы в Бухару для сопровождения русской миссии при дворе эмира Бухарского. Затем в 1824 г. оренбургские (500 человек) и уральские (150 человек) казаки при двух орудиях конвоировали три купеческих каравана в Бухару. В песках Кызыл-Кумов они были атакованы 8-тысячным отрядом хивинцев, туркмен и казахов и после 2-недельных боёв благополучно возвратились на Оренбургскую линию. В 1825-1826 гг. два Уральских казачьих полка (№1 и №2) с шестью орудиями сопровождали экспедицию полковника Берга, отправленную к Аральскому морю с целью обследования его берегов и поиска места под строительство укрепления. В эти же годы команды оренбургских казаков направлялись в степь для охраны ставки султана Младшего Жуза и преследования разбойных шаек на берегах Каспийского моря. В 1832-1834 гг. уральские казаки конвоировали ученую экспедицию Карелина по восточному берегу Каспийского моря, а в 1833 г. 200 казаков-уральцев составили гарнизон Новопетровского укрепления, позже перенесенного на полуостров Мангышлак. Первая попытка военного проникновения в Среднюю Азию была предпринята русским правительством в 1839 г. по инициативе и предложению Оренбургского военного губернатора В.А. Перовского. Поход начался 14 ноября 1839 г. из Оренбурга в направлении Аральского моря. Для участия в этом походе были командированы два уральских казачьих полка, 720 казаков, 16 офицеров и 235 артиллеристов при 4-х орудиях конной артиллерии Оренбургского войска. Общая численность отряда составляла 5 тыс. солдат и казаков при 12 орудиях. Поход был неудачным. За два с половиной месяца пути было потеряно от болезней и холода более половины отряда и почти весь обоз. В.А. Перовский был вынужден повернуть обратно. В дальнейшем разведывательные экспедиции продолжались. В 1840 г. 172 оренбургских казаков входили в состав рекогносцировочного отряда, направленного в степь для поиска путей в Хиву. С этой же целью в 1842 г. на западное побережье Аральского моря была отправлена экспедиция генерала Жемчужникова, в состав которой был включен один уральский казачий полк. В 1845 г. уральские и оренбургские казаки составили первые гарнизоны русских крепостей в Закаспийском крае: Ново-Петровского на Мангышлаке, Раимского в устье Сырдарьи, Оренбургского на Тургае и Уральского на р.Иргиз. В 1853 г. произошло первое военное столкновение России с Кокандским ханством. Летом этого года возглавляемые В.А. Перовским войска, в состав которых входили две сотни оренбургских и три сотни уральских казаков с батареей оренбургской конной артиллерии, штурмом взяли две пограничные кокандские крепости - Джулек и Ак-Мечеть (Перовск). Во время взятия крепости Джулек оренбургские и башкирские казаки прибегли к хитрости, позволившей им взять крепость практически без боя. 21 июля 1853 г. две полусотни оренбуржцев и башкир, подойдя к крепости, обнаружили там крупное становище киргизов, у которых было много родственников в крепости. Казаки стали усиленно распускать слухи о необыкновенной силе русских войск, идущих следом за ними. Напуганные киргизы отправили посланца в крепость, а оренбуржцы и башкиры поднялись на высоту и, двигаясь «в один конь» друг за другом по песчаной дороге, поднимая тучи пыли, стали медленно приближаться к Джулеку. Защитники крепости, убедившись, что на них идут несметные силы, ускакали в степь и казаки беспрепятственно заняли Джулек. Решительный поворот в военной политике России в Средней Азии начался после указа императора Александра II от 20 декабря 1863 г. Во исполнение этого указа весной 1864 г. в поход на Кокандское ханство двинулся полуторатысячный отряд полковника Веревкина и отряд полковника Черняева (2500 человек). Входившие в эти отряды оренбургские и уральские казаки участвовали во взятии кокандских крепостей Аулия-Ата, Курган, столицы ханства г.Туркестана и др. В походе 1864 г. особенно прославилась сотня казаков-уральцев есаула Василия Серова. 4 декабря казаки были посланы на разведку сил армии кокандского хана Алимкула. У селения Икан 108 казаков были окружены 12-тысячным войском кокандцев. Спешившись и окружив себя бруствером из мешков с провиантом, верблюдов и лошадей, казаки в течение трех дней отражали непрерывные атаки противника. Когда боеприпасы и вода были на исходе, казаки шашками и пиками пробились через ряды кокандцев и вернулись в Туркестан. В этом неравном бою уральцы потеряли 56 казаков убитыми и 43 - были тяжело ранены. С тех пор сотня (4-я сотня №2 Уральского казачьего полка) стала называться Иканской, а все уцелевшие в том бою казаки получили знаки отличия ордена Святого Георгия и серебряные ленты на шапки с надписью «За отличие в делах под Иканом 4,5 и 6 декабря 1864 года». Есаул Серов был произведен в чин войскового старшины и награжден офицерским орденом Святого Георгия IV степени. Две сотни уральских казаков отличились в двухдневном штурме Ташкента, взятого с боем 15 июня 1865 г. Летом 1866 г. Ташкент официально был включен в состав Российской империи и все его жители приняли русское подданство. Воспользовавшись русско-кокандской войной, бухарский эмир Музаффар летом 1865 г. вошел со своими войсками в Ферганскую долину и занял г.Коканд. Это вызвало обострение отношений между Россией и Бухарой, весной 1866 г. вылившееся в открытую войну. 8 мая 1866 г. в районе урочища Ирджар произошло решающее сражение с бухарцами, в котором оренбургские казаки разбили конницу эмира, а затем заняли г.Ходжент и крепость Нау, стоящие на пути в Ферганскую долину. Осенью 1866 г. русские войска вступили на территорию Бухарского ханства и штурмом овладели крепостями Ура-Тюбе, Джизак и Яны-Курган. При осаде и штурме крепости Джизак оренбургские казаки отбили бухарскую конницу, шедшую на помощь осажденному гарнизону. В данных сражениях участвовали три сотни уральских казаков и восемь сотен оренбургских. В апреле-мае 1868 г. основные боевые действия развернулись в окрестностях Самарканда - самого крупного города на пути к Бухаре. 1 мая на Самаркандских высотах произошло крупное сражение с войсками эмира Бухарского, в котором участвовали четыре сотни оренбургских и две сотни уральских казаков. В этом сражении казаки захватили всю бухарскую артиллерию, чем обеспечили, практически без боя, взятие города. После разгрома армии бухарского эмира в сражении между Катта-Курганом и Бухарой 2 июня 1868 г. и подписания договора 23 июня, по которому Бухара признавала русские завоевания в Средней Азии, наиболее крупные и богатые среднеазиатские владения оказались под контролем России. Самостоятельность сохраняла лишь Хива, окруженная труднопроходимыми степями и пустынями. Отношения с Хивой у России были постоянно напряженными, поскольку хивинские ханы не только принимали к себе всех противников русской колонизации, но и сами выдвигали претензии на земли по левому берегу Сырдарьи. А весной 1869 г. хивинские эмиссары спровоцировали антирусское восстание среди казахов Мангышлака и некоторых других районов Казахстана. Кроме того, в руки военного губернатора Уральской области попали письма хивинского хана местному населению с призывом к вооруженному восстанию против России. Поэтому в декабре 1872 г. на особом совещании с участием императора Александра II было принято решение о проведении военной экспедиции против Хивы, командовать которой поручили Туркестанскому генерал-губернатору Кауфману. Хивинский поход проходил в сложных условиях: 12 тысяч человек должны были пройти длинный путь по безводным степям и пустыням. Силы экспедиции были разделены на три отряда: Оренбургский под командованием генерал-лейтенанта Веревкина (шесть сотен оренбургских и три сотни уральских казаков и 2-я батарея конно-артиллерийской бригады); Туркестанский под командованием Головачева (семь оренбургских и две сотни уральских казаков) и Мангышлакский. В конце мая 1873 г. все три отряда сошлись у стен Хивы. 28 мая отряд под командованием полковника М.Д. Скобелева, куда входили также и казаки, штурмом взял Хиву, а 22 августа 1873 г. был подписан договор, по которому Хивинское ханство признавало свою зависимость от России. Все участники Хивинского похода были награждены: казаки, в частности, были пожалованы специальными знаками на головные уборы «За отличие в Хивинском походе 1873 года». В последующие три года русским войскам, находящимся в Туркестанском крае, пришлось подавлять восстание, спровоцированное кокандским ханом Худояром. Непомерными налогами и притеснениями своих подданных Худояр-хан вызвал всеобщее недовольство кокандцев, которым воспользовались антирусски настроенные крупные феодалы и мусульманское духовенство. Весной 1872 г. они свергли Худояра, посадили на престол его сына Насреддина и объявили газават против России. Сам Худояр бежал под защиту русских войск. Восставшие засели в крепости Махрам, которую в августе 1875 г. пришлось брать штурмом. В этом походе участвовали три сотни уральских, восемь сотен оренбургских казаков и оренбургская конно-артиллерийская батарея. Выбитые из Махрама мятежники передислоцировались в г.Андижан. Преследовавшие их русские войска 1 октября 1875 г. штурмом взяли город. За умелые действия в этом деле артиллеристы-оренбуржцы 1-й казачьей батареи были награждены георгиевскими серебряными трубами с надписью «За штурм города Андижана 1 октября 1875 года». Следующим этапом утверждения русского господства в Средней Азии было завоевание Туркмении. Ключевым пунктом здесь была крепость Геок-Тепе в Ахалтекинском оазисе - опорная база вождей основных туркменских (текинских) племен. Весной 1879 г. в оазис Ахал-Теке двинулся отряд генерала Ломакина. Предпринятый им 28-29 августа штурм крепости Геок-Тепе закончился неудачей: отряд, потеряв 200 солдат и офицеров убитыми и 250 ранеными, был вынужден отступить. Второй поход в Ахалтекинский оазис состоялся в 1880 г. Теперь командование войсками было поручено генералу М.Д. Скобелеву. Осада крепости Геок-Тепе началась 23 декабря и продолжалась три недели. 12 января 1881 г. после ожесточенного штурма крепость пала. В боях участвовали шесть сотен оренбургских и сотня уральских казаков. Личному составу 1-й сотни №1 Оренбургского полка, 1-й, 2-й и 3-й сотен №2 оренбургского полка и 1-й сотни №3 Уральского полка были вручены знаки отличия на головные уборы «За штурм крепости Геок-Тепе 12 января 1881 года». Офицерским орденом «Святого Георгия» II степени был награжден генерал Скобелев. 15 офицеров были награждены золотым оружием и боевыми орденами, 65 нижних чинов - знаками отличия Военного ордена. С началом русско-японской по казачьим войскам России была объявлена мобилизация. В первую очередь она была проведена во всех казачьих войсках Сибирского и Приамурского военных округов и частично в Оренбургском, Уральском и Донском войсках (призывались казаки второй очереди). Из Оренбургского войска на войну с Японией были направлены №9, №10, №11 и №12 полки, сведенные в Оренбургскую льготную казачью дивизию, и №1 Оренбургский казачий полк 6-сотенного состава; из Уральского - №4 и №5 полки, включенные в состав Урало-Забайкальской дивизии генерала П.И. Мищенко. Непосредственно в боевые действия казаки Урала включились 11 августа 1904 г. в районе Ляояна, где возникла угроза окружения русских войск японцами. Усиленный казаками №1 Сибирский корпус генерала Штакельберга остановил наступление противника. Но общая обстановка под Ляояном складывалась неудачно для русских войск и после ожесточенных боев 18-21 августа русские войска отступили к Мукдену. От полного поражения русскую армию спасли решительные действия сибирской казачьей дивизии генерала Самсонова, прикрывавшей отход в спешенных порядках. Вместе с сибиряками в арьергардных боях отличились и многие оренбургские казаки. В следующем крупном сражении в районе Беньсиху казачьи части в основном вели разведку и прикрывали стыки между армейскими корпусами. 27 сентября 1904 г. японцы перешли в контрнаступление и оттеснили часть русских войск за р.Шахэ. Конный отряд оренбургских казаков генерала Грекова должен был во взаимодействии с 17-м армейским корпусом противостоять этому наступлению. Но получилось так, что казаки вступили в бой, не дождавшись подхода корпуса. Когда же 17-й корпус подошел на боевые позиции, казаки, не выдержав натиска превосходящих сил противника, отступили. После падения Порт-Артура русское командование начало подготовку к контрнаступлению в Манчжурии. В качестве предварительной операции был запланирован рейд по японским тылам конного отряда генерала Мищенко, ядром которого являлись №4 и №5 Уральские казачьи полки. В задачи отряда входили захват порта Инкоу и вывод из строя железной дороги Ляоян - Ташичас - Дальний, по которой планировалась переброска из-под Порт-Артура к р.Шахэ армии генерала Ноги. Со своей задачей отряд не справился, в значительной части по тому, что уральские казаки часто нарушали общий план командования и по собственной инициативе ввязывались в бой с мелкими подразделениями японской армии. Как правило, японцев громили, но это задерживало движение отряда, а главное - давало японцам возможность следить за маршрутом движения отряда и вовремя принимать соответствующие контрмеры. Генерал К.Н. Хагондоков, служивший в корпусе генерала Мищенко, так описывает один из подобных эпизодов: «Получается, например, однажды от авангардного уральского полка донесение командиру корпуса о том, что впереди лежащая деревня занята противником, открывшим по авангарду огонь. Генерал-адъютант Мищенко немедленно отдает приказ не задерживаться перед этой деревней и обойти ее с севера, продолжая движение в намеченном направлении. Оказывается, что сделать это немедленно невозможно. Спешенные уральские сотни уже схватились яростно с боевым порядком японцев и находятся в 100 - 150 шагах от японской боевой линии, и отойти к коноводам уже трудно. Кровь уже течет: несут раненых и убитых. Приходится развертывать отряд, вызывать батареи на позиции, чтобы вынуть уральцев из боя. Конечно, японцам показано, как кузькину мать зовут, но драгоценное время для возможно быстрого выхода в заданный район частью потеряно». Поэтому, когда русский отряд подошел к Инкоу, его уже там ждали и отбили. Соответственно, и главная цель рейда - разрушение железной дороги - не была достигнута. 12 февраля 1905 г. японское командование нанесло упреждающий удар по русским войскам, дислоцированным под Мукденом. Мукденское сражение, закончившееся поражением русских войск, продолжалось 21 день, и все это время уральские и оренбургские казачьи части совершали постоянные перемещения вдоль линии фронта, но в соприкосновение с противником не вступали. Единственное заметное дело, с которым оренбургские и уральские казаки вновь справились блестяще, это была эвакуация из-под носа наступавших японцев раненых и брошенного русского оружия. После Мукденского боя русская армия отошла на Сыпингайские позиции, где простояла на позициях до августа 1905 г., когда был подписан Портсмутский мирный договор, завершивший русско-японскую войну. Конный корпус генерала Мищенко был расположен на правом фланге русских армий, обеспечивая этот фланг и ведя разведку перед фронтом 2-й армии и на правом фланге. Боевые действия в основном свелись к мелким стычкам на аванпостах и редким кавалерийским рейдам по тылам противника, в которых оренбургские и уральские казаки шли в первых рядах. Генерал Хагондоков в своих воспоминаниях приводит множество примеров героических подвигов казаков в действиях против японских войск. Это и разгром сотней есаула Железнова (№4 Уральский казачий полк) двух японских эскадронов под деревней Тай-пин-чай, и атака разъездом 5-го уральского полка (урядник и 7 казаков) 2-сотенного эскадрона японских гусар, после которой казаки привели в свое расположение 8 пленных японцев, и пленение сотней №5 уральского полка (есаула Зеленцова) роты японских пехотинцев из 250 солдат при 5 офицерах у деревни Тасинтунь. Естественно, все эти подвиги не могли переломить общего хода войны, которая закончилась позорным для России Портсмутским миром: потерей Порта-Артура и Южного Сахалина. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Глава VI Территория, внутреннее устройство и социально-экономическое положение Оренбургского и Яицкого (Уральского) казачьих войск в XVIII – начале XX вв. Военной, политической и социальной формой объединения вольных казаков было войско. К началу XVII столетия на Яике (Урале) существовало до десятка укрепленных городков, принадлежавших независимым друг от друга казачьим общинам, численность которых составляла от нескольких десятков до 600-700 человек. Управлялась каждая такая община выборным атаманом, дьяком-писарем и двумя есаулами. Низшими организационными ячейками являлись десятки и сотни. Главным органом власти в общине было собрание всех полноправных казаков-воинов - «круг». Круг обладал всеми правами представительного учреждения: избирал атаманов и старшин, решал вопросы войны и мира, определял характер отношений с соседями, рассматривал церковные дела, разрешал основание новых поселений и назначал для них земельные участки, разбирал межевые споры, судил лиц, совершивших важные преступления и т.п. Постановления Круга считались для казаков обязательными. Отказ выполнить его решения наказывался изгнанием из общины или вообще исключением из казачества. Один из видных казачьих историков Левшин в своей книге «Историческое и статистическое обозрение Уральских казаков» приводит записанное им со слов стариков описание круга для начала XIX в.: «Коль скоро, бывало, получится какой-нибудь указ или случится какое-нибудь войсковое дело, то на колокольне соборной бьют сполох или повестку, дабы все казаки сходились на сборное место к Войсковой избе или Приказу (что ныне Канцелярия войсковая), где ожидает их Войсковой атаман. Когда соберется довольно много народа, то атаман выходит к онаму из избы на крыльцо с серебряною позолоченною булавою ; за ним с жезлами в руках есаулы, которые тотчас идут в середину собрания, кладут жезлы и шапки на землю, читают молитву и кланяются сперва атаману, а потом на все стороны окружающих их казакам. После этого берут они жезлы и шапки опять в руки, подходят к атаману, принимая от него приказания, возвращаются к народу и громко приветствуют оный словами: «Помолчите, атаманы-молодцы и все великое Войско Яицкое! А на конец, объявив дело, для которого созвано собрание, вопрошают: любо ли, атаманы-молодцы? Тогда со всех сторон или кричат «любо», или поднимается ропот и крики «нелюбо». В последнем случае сам атаман начинал увещевать несогласных, объясняя дело и исчисляя пользы оного. Если казаки были им довольны, то убеждения его часто действовали; в противном случае никто не внимал ему, и воля народа исполнялась». На Круге каждый казак имел право свободного голоса и мог делать свои предложения, выступив для этого на середину собрания и сняв шапку. Если он начинал говорить долго и не по делу, то управляющий работой круга есаулец молча подходил к нему и нахлобучивал выступающему шапку на голову. Это означало лишение слова. Вопрос считался решенным положительно, если большинство присутствующих казаков бросали шапки вверх. Обязательным на Круге было присутствие священника: решения, принятые в его отсутствие, считались недействительными. Избираемые и смещаемые Кругом войсковой атаман и есаулы олицетворяли исполнительную власть. Во избежание узурпации власти в войске вводилось жесткое разграничение функций. Атаман мирного времени не располагал достаточной военной силой, с помощью которой он мог бы принудить к повиновению основную массу вооруженных казаков. Для каждого военного похода избирались, как правило, два походных атамана, обязанные автоматически сложить свои полномочия сразу же после выполнения поставленной задачи. Отдельно избирались атаманы для проведения наиболее важных хозяйственных дел: совместная охота, сезонные рыбные путины и т.п. Выборными были также должности священника и дьякона. Подобное разделение функций обеспечивало Кругу решающую роль в делах войска. Восстание Кондратия Булавина на Дону в 1707-1708 гг., как ответ казаков на попытку правительства ликвидировать казачью автономию и, в частности, пресечь действие принципа «с Дону выдачи нету», надолго запало в память императора Петра I. Так что сразу же после победоносного завершения Северной войны император передает Яицкое казачье войско в ведение Военной Коллегии , которая ввела правительственный контроль во всех внутренних делах яицких казаков. Казаки, естественно, отказались повиноваться, и на Яике вспыхнул мятеж. Высказывались предложения всем войском сняться и уйти в степь на новые места. Для усмирения недовольных в 1721 г. на Яик был послан полковник Захаров, который быстро справился с мятежом (главных зачинщиков казнили, многих участников били кнутом и отправили в ссылку в Сибирь) и провел перепись всех яицких казаков. Все способные к военной службе разделялись на 32 сотни, а те в свою очередь разбивались на десятки. Но главное - войско было лишено права самому выбирать атамана. Теперь избранный войском Войсковой атаман утверждался Высочайшей властью (Наказной атаман). Первым Наказным атаманом Яицкого казачьего войска был поставлен Григорий Меркурьев. Несколько иначе складывались военная организация и управление Оренбургского казачьего войска. Созданное волей центральной власти, оно до 1748 г. не имело собственного войскового управления и подчинялось Оренбургскому губернатору и губернской канцелярии в виде Оренбургского нерегулярного корпуса. Входившее в состав Оренбургской губернии Исетское казачье войско, возникшее, как известно, ранее и достаточно стихийно, имело свою, атаманскую форму правления, хотя и подчиненную губернским властям. Указом Военной Коллегии от 24 мая 1748 г. все казачьи части Оренбургской губернии были объединены в Оренбургское нерегулярное войско под началом одного Войскового Атамана. Им был назначен сотник (впоследствии полковник) Василий Иванович Могутов, занимавший эту должность в течение 30 лет, до 1778 г. События 70-х гг. XVIII в. (прорыв калмыков из Поволжья в Азию в 1771 г., Пугачевский бунт) продемонстрировали серьезные недостатки в организации пограничной службы на Южном Урале и побудили правительство к организационному реформированию Оренбургского и Уральского казачьих войск с целью повышения эффективности охраны юго-восточных рубежей Империи. 10 апреля 1798 г. в ответ на доношение Оренбургского губернатора Игельстрома последовал Высочайший Указ по которому предписывалось «точно исчислить башкирцев, казаков и калмыков, могущих нести службу, считая по летам от 20 до 50 лет и разделить их по кантонам, а при нарядах на службу строго соблюдать, чтобы службу на линии отбывали жители ближайших к линии кантонов». Уральское войско было разделено на два кантона: №1 и №2. Оренбургское войско было разделено на 5 кантонов: 1-й (Исетский) составили 7 станиц (Миасская, Еткульская, Еманжелинская, Чистоозерная, Санарская, гг.Троицк и Челябинск), куда начальником был назначен поручик Ханжин; 2-й (Чебаркульский) - 6 станиц (Кичигина, Коельская, Уйская, Чебаркульская, гг.Верхнеуральск и Красноуфимск), начальник прапорщик Николай Осинцев; 3-й кантон (Уфимский) - 4 станицы (Табынская, Ельдятская, Нагайбакская и г.Уфа), начальник поручик Василий Ветошников; 4-й кантон (Оренбургский) - 11 станиц (крепости Орская, Ильинская, Верхнеозерная, Красногорская, станицы Переволоцкая, Новосергиевская, Сорочинская, Тоцкая, Бузулукская), управлялся самим Войсковым Атаманом полковником Василием Углецким; 5-й (Самарский) - 10 станиц (крепости Чернореченская, Борская, Красносамарская, Алексеевская, Татищева, Нижнеозерная, гг.Самара и Ставрополь), начальник поручик Михаил Углецкий. Вне кантонального управления оставался Оренбургский непременный казачий полк (1090 казаков и чиновников), который находился на особом от прочих казаков положении. На кантонных начальников возлагалась вся полнота военной и хозяйственной власти. Они обязаны были следить, чтобы казаки отправлялись служить в ближайшие к ним по линии дистанции, отвечали за правильность и очередность прохождения службы, исправность казачьего обмундирования и снаряжения. Начальники разбирали ссоры и определяли наказания за незначительные преступления, своей властью назначали походных атаманов для сопровождения казаков на дистанции и руководства ими во время несения службы, выдавали отпускные билеты казакам, отправлявшимся по своим делам в другой кантон или на расстояние свыше 100 верст от места постоянного жительства. Они же должны были следить за тем, чтобы хозяйства служащих казаков не приходили в упадок и по мере необходимости оказывать им помощь (особенно во время пахоты, сенокоса и жатвы). Низовое звено в управлении составляли станичные атаманы, утверждаемые кантонным начальником из числа отставных унтер-офицеров и непосредственно ему подчиненные. Принципиально новым шагом в деле управления казачьими войсками Российской империи было принятые в 1803 г. Положения по управлению Оренбургским (8 июня) и Уральским (26 декабря) казачьими войсками, согласно которым, во-первых, все казачьи офицеры уравнивались в чинах с офицерами регулярных войск. Всех офицеров повелено было зачислять на службу в войско только Высочайшим Указом и только на имеющиеся вакансии. Увольнять в отставку офицеров разрешалось только по распоряжению царя, а нижних чинов - исключительно по старости, дряхлости, по болезни или увечьям. Во-вторых, вводился новый штат Войсковой канцелярии: кроме Войскового Атамана, туда стали входить два «непременных» (постоянных) члена, два асессора, два секретаря и шесть канцелярских служащих. Причем, обязанности членов канцелярии четко различались: один из непременных членов и секретарь ведали военной частью и подчинялись непосредственно Войсковому Атаману, остальные - управляли гражданской частью (сбор налогов, исполнение различных натуральных повинностей, решение земельных и хозяйственных вопросов) и подчинялись Оренбургскому гражданскому губернатору. Атаману полагалось жалованье 600 руб. в год; непременным членам - по 300 руб.; асессорам - по 250 руб. На содержание всех остальных чиновников отпускалось из казны 800 руб. в год. Одновременно указанными «Положениями» определялось штатное расписание Оренбургского и Уральского войск. Вместо упраздненного Оренбургского нерегулярного корпуса был учрежден Оренбургский непременный (постоянного состава) полк в количестве 1000 казаков, 40 урядников, 2 писарей и 32 офицеров (полковник - 1, есаулов - 10, сотников - 10, хорунжих - 10, квартирмейстер - 1) с местом постоянной дислокации в г.Оренбурге. Всего же штатный состав Оренбургского войска по данным 1806 г. составлял 20158 казаков и офицеров, которые проживали: в Бирском уезде Уфимской губернии - 782 человека; в Бузулуцком уезде - 1819; Верхнеуральском - 44; Мензелинском - 1320; Оренбургском - 5221; Стерлитамакском - 436; Троицком - 5245; Уфимском - 759; Челябинском - 2704. Кроме того, на территории Пермской губернии проживали 1037 казаков, из них в Верхотурском уезде - 28 и Красноуфимском - 1009. В Самарской губернии проживал 791 казак: в Самарском уезде - 706 и Ставропольском - 85. Штатное расписание Уральского войска было утверждено в следующем составе: одна Лейб-Уральская сотня и 10 конных казачьих полков 5-сотенного состава. В каждом полку полагалось полковник - 1, есаулов - 5, сотников - 5, хорунжих - 5, урядников - 10, квартирмейстер - 1, писарь - 1, казаков - 550. В царствование императора Николая I продолжается интенсивная работа по унификации структуры казачьих войск России и системы управления ими. Формальное единство всех казачьих войск было закреплено Высочайшим указом от 2 октября 1827 г., по которому Августейшим атаманом всех казачьих войск страны назначался наследник престола. Эта мера окончательно ликвидировала казачью автономию (пусть даже и номинальную), поскольку с этого момента все войсковые атаманы становятся наместниками Августейшего атамана и их выборность заменяется назначениями (наказные атаманы). Причем, наказные атаманы назначались из числа армейских офицеров. В первой половине XIX столетия правительство предпринимает еще ряд мер, направленных на увеличение численности казачьих войск и на еще большую централизацию системы управления войсками. Для увеличения численного состава казаков Оренбургский военный губернатор П.К. Эссен в 1826 г. обратился в Департамент военных поселений с просьбой разрешить поверстать в казаки 3185 белопахотных солдат, живших на территории Оренбургской губернии. Сменивший его на этом посту в 1830 г. граф Сухтелен поставил перед Военным министерством вопрос о выделении Оренбургскому войску сплошной территории от границ Уральского войска до Сибири. По решению Комитета министров от 31 мая 1832 г. с внутренней стороны Оренбургской линии на всей ее протяженности нарезалась 15-верстная полоса и все мужское население этой территории зачислялось в казачье сословие. Все государственные крестьяне (939 душ мужского пола) также верстались в казаки. Кроме того, допускалось переселение в прилинейные районы малоземельных крестьян из центральных губерний России с условием зачисления их в казачье сословие. Наконец, в министерских кабинетах долго обсуждался проект объединения Башкирского и Мещерякского войск с Оренбургским казачьим войском и создания полков смешанного типа. Подобные мероприятия проводились в казачьих войсках Сибири и Дальнего Востока. В результате к середине XIX в. численный состав казаков в Азиатской России увеличился в 2,5 раза, и казаки составили около 7% всего населения в этой части страны. В 1835 г. общая численность Оренбургского и Уральского казачьих войск составляла 72 тысячи человек. Следующим мероприятием по усилению и совершенствованию системы охраны степных границ было создание Новой Оренбургской линии, проект которой начал разрабатывать в 1833 г. П.П. Сухтелен, а завершил В.А. Перовский, заступивший на пост Оренбургского военного губернатора после внезапной смерти графа Сухтелена в том же 1833 г. Смысл проекта заключался в том, чтобы спрямить восточный участок границы Оренбургской губернии между крепостями Орской и Троицкой и тем самым развести подальше друг от друга башкир и «киргизцев» (казахов) постоянно донимавших друг друга набегами (барымтой). Летом-осенью 1835 г. на расстоянии боле 500 верст специальными строительными командами, состоящими в основном из башкир, были возведены 5 укреплений (Наследницкое, Михайловское, Константиновское, Николаевское и Императорское) с редутами и пикетами между ними. В течение 1836-1837 гг. были построены еще 23 станицы. В каждую станицу вводились по сотне пехоты при одном орудии и 250 казаков и башкир. Для заселения новых укреплений и прилинейных станиц были выделены солдаты четырех линейных батальонов, размещавшихся на дистанции между Кизильской и Степной крепостями, с зачислением их в казаки. К концу 1837 г. на Новую линию были переведены 1929 нижних чинов из линейных батальонов, которые и составили ядро гарнизонов новых крепостей. Большинство из них к тому времени уже отслужили по 25-30 лет, находились в преклонном возрасте и подлежали полной отставке. По этой причине, а также по причине своей малочисленности новоповерстанные солдаты-казаки не могли в полном объеме выполнять обязанности по охране обширных степных границ. Поэтому по предложению губернатора В.А. Перовского было решено переселить на Новую линию более 4000 казаков из внутренних кантонов, в частности - из Уфимской, Табынской, Ельдяцкой, Нагайбацкой, Самарской, Новосергиевской, Тоцкой, Бузулуцкой и др. станиц. Назначенные на Новую линию казаки наотрез отказывались покидать обжитые места и зачастую их приходилось переселять под конвоем. Всего к началу 40-х гг. на Новую линию было переселено 2776 служилых казаков из внутренних станиц, не считая членов их семей. Кроме казаков, в крепости Новой линии было решено переселить белопахотных солдат (7109 человек), калмыков Ставропольского войска (последних - в общей сложности 2358 душ обоего пола - на Новой линии расселяли не компактно, а по несколько семей в каждый поселок или крепость) и нагайбаков из Бакалинской и Нагайбацкой станиц (2877 человек с семьями). Переселенцам на каждое хозяйство выделяли бесплатно для посева по 5 пудов пшеницы, по 4 пуда ржи, по 2 пуда 20 фунтов ячменя, по 30 фунтов гороха и 20 фунтов проса, а также плуги, бороны, косы, серпы, лопаты и вилы. Многодетным семьям выдавали денежное пособие в размере 14 руб. 27 копеек. Разрешалось вырубать по 70 корней строевого леса. И, несмотря на это, заселение Новой линии шло трудно и сопровождалось взрывами негодования со стороны назначенных к переселению семей, подавлять которое зачастую приходилось силой. Увеличение численности войскового населения и усложнение его состава требовало дополнительных преобразований его военной и хозяйственной структур. Это нашло свое отражение в Высочайше утвержденном 12 декабря 1840 г. Положении об Оренбургском казачьем войске, разработанном военным губернатором В.А. Перовским на основе Закона о Донском казачьем войске, принятом в 1832 г. Это был очень важный документ, на многие годы определивший статус, структуру, административную и хозяйственную организацию Оренбургского войска и превративший его в самостоятельную военную и административно-территориальную единицу в составе Российской империи. Прежде всего, по «Положению» Оренбургское войско получало свою территорию, куда вошли 15-верстная полоса вдоль пограничной линии от крепости Звериноголовской до Илецкой Защиты, а также часть прилинейных районов Оренбургского, Челябинского и Троицкого уездов вместе с проживавшими там крестьянами, которые навечно были записаны в казаки (в общей сложности около 25 тысяч душ обоего пола без различия национальности, включая башкир и мещеряков). Границы войсковой территории, начинаясь от станицы Рассыпной на правом берегу р.Урал, далее шли: на юго-восток по правому берегу нижнего течения р.Илек до устья р.Большая Песчанка (Филипповка) и поднималась по ней на север до р.Урал; на северо-восток от станицы Рассыпной граница войсковой территории шла почти по прямой до тракта Оренбург-Самара и пересекши его - извилистой линией по подножию Большого Сырта - до устья р.Сакмары. Далее граница войсковой территории проходила вверх по Сакмаре до ее южной излучины (северная граница) и по правобережью р.Урал вверх до г.Орска (южная граница). От излучины р.Сакмары северная граница войсковой территории шла по подножию Уральского хребта, огибая его с юга и востока на расстоянии 5-20 верст от правого берега р.Урал, до озер Чебаркуль, Кисегач и Миасс, огибая их с запада, отсюда граница поворачивала на восток по верховьям р.Миасс, а затем, обогнув с севера и востока озера Куйсан, Сугима-куль, Большой Кулат, Кичкибис в окрестностях Челябинска, параллельно р.Уй выходит к р.Тобол. Там, на правом берегу р.Тобол располагалась крепость Звериноголовская. В окрестностях Звериноголовской северная граница территории Оренбургского войска смыкалась с южной, которая, от г.Орска шла на северо-восток по степи через верховья рр.Суундук (левый приток Урала), Карагайлы-Аят и Тогузак (Новая линия), от устья которого по правому берегу р.Уй - до Звериноголовской станицы. Земли Уральского казачьего войска тянулись узкой полосой вдоль правого берега р.Урал от станицы Рассыпной до г.Гурьева. В начале XX в. общая площадь земельных владений уральских казаков составляла 6 млн. десятин земли. В военно-административном отношении вся войсковая территория делилась: в Оренбургском войске - на два военных и десять полковых округов (отделов) (Нижнеозерный, Изобильный, Оренбургский, Верхнеозерный, Наследнинский, Верхнеуральский, Михайловский, Уйский, Кундравинский, Челябинский), в Уральском - на три отдела (Уральский, Калмыковский, Гурьевский) по количеству населения, способного выставить первоочередной конный полк шестисотенного состава. Во главе отделов стояли атаманы отделов, назначаемые из числа казачьих штаб-офицеров. Атаман каждого отдела имел свое полковое правление, куда входили 4 заседателя и казначей. В ведении полкового правления входили административные, полицейские функции на вверенных им территориях, контроль за деятельностью станичных атаманов, проведение мобилизации, очередных наборов на службу, учебные сборы и многое другое. Отделы, в свою очередь, делились на более мелкие административные единицы - станицы во главе со станичными атаманами. Станичный атаман - должность выборная, являвшаяся прерогативой станичного схода (круга). Как правило, на нее избирали отставных обер-офицеров, постоянно живущих в данной станице. Причем, процедура «избрания» станичного атамана была довольно своеобразной: как правило, на своих сходах казаки выдвигали трех претендентов на должность атамана, из которых по рекомендации атамана отдела Наказной атаман утверждал одного. При утверждении учитывались чин кандидата, его боевые заслуги, грамотность, степень благонадежности. Из двух остальных кандидатов один назначался товарищем (заместителем) атамана. После своего утверждения станичный атаман приносил присягу в присутствии священника и представителей полкового правления. Лист с текстом присяги подписывался им и заверялся священником и присутствующими представителями вышестоящих инстанций. Документ этот затем поступал на хранение в полковое или станичное правление. В своей деятельности станичный атаман опирался на станичное правление, состоявшее из двух судей и двух писарей (отдельно по военной и гражданской частям), и сход или круг всех полноправных казаков-станичников. Каждая станица состояла из нескольких поселков - хуторов, возглавляемых хуторскими атаманами, назначавшимися из урядников, закончивших службу в полевом разряде. Круг деятельности станичных атаманов был весьма обширен и ответственность их очень велика: они должны были содержать в надлежащем порядке всю документацию, контролировать правильность и очередность отбывания казаками воинской повинности, сохранность обмундирования и снаряжения, ежегодно представлять казаков служилого разряда на полковые сборы, проводить ежегодные станичные военные смотры под контролем войсковых чиновников, следить, чтобы на войсковой территории не проживали люди не казачьих сословий, следить за нравственным обликом казаков, контролировать расход денежных средств, отпускаемых их войсковой казны, и многое другое. И не случайно должности станичного и хуторского атаманов были оплачиваемыми: по данным конца XIX в., станичный атаман получал жалованье в размере 410 руб. в год, хуторской - 70 руб. в год. В военном отношении атаманы станиц подчинялись атаманам отделов и штабу войск, в полицейском - уездным начальникам, в судебном - должны были исполнять требования судей и следователей, в хозяйственном отношении они были подчинены войсковому хозяйственному правлению. Положение 1840 г. заключало в себе и правила пользования казаков предоставляемыми им земельными угодьями. Свое дальнейшее развитие эти правила получили в «Положениях о размежевании земель казачьих войск», которые представляли собой подробный наказ межевым комиссиям, учрежденным для фактического распределения войсковых земель. В задачу этих комиссий входило определение на месте размеров поземельных довольствий, отводе их в общинное и частное владение, установление границ этих владений. Размер земельного надела каждой станицы (юрт) определялся количеством лиц мужского пола, числившихся в станице на момент межевания. Отмежеванная в состав станичных юртов земля со всеми водами и угодьями признавалась неприкосновенной собственностью станицы и никакая ее часть не могла быть отчуждена. Владеть и пользоваться своим юртом станичники должны были сообща. Для упорядочения пользованием землей станичники обязывались разделить свой юрт на четыре части: пахотная земля, сенокосы, пастбища для рабочего скота и пастбища для строевых и гулевых (молодняк) коней. Пахотные и сенокосные земли делились на паи, раздававшиеся казакам в пользование. Право на получение пая имели все служащие и отставные казаки, чиновники и малолетки, исполняющие станичные повинности. Размер одного пая определялся в 30 десятин. Казачьим вдовам полагалось по 0,5 пая, вдовам, имеющим трех детей - один пай; 4 и более детей - два пая; сиротам мужского пола - один пай, женского - 0,5 пая. Казачьи офицеры, начиная с обер-офицерского чина, могли получать землю в частное владение. Обер-офицеры (хорунжий, сотник, подъесаул, есаул) - по 200 десятин; штаб-офицеры (войсковой старшина, полковник) - по 400 десятин; генералы - 1500 десятин. Владения эти были пожизненными и продаже не подлежали. Лица, отказавшиеся от пожизненного земельного пая, получали усиленное паевое довольствие: обер-офицеры - 2 пая; штаб-офицеры - 4 пая; генералы - 6 паев. Оставшиеся после раздела земли отходили в войсковой земельный запас и использовались для отвода дополнительных наделов станицам и для образования новых станичных юртов. Они также могли сдаваться в аренду лицам казачьего сословия на срок не более 20 лет. Вообще правом пользоваться землей на войсковой территории обладали только лица казачьего сословия и войсковых чинов. Казачка, вышедшая замуж за крестьянина или мещанина, лишалась не только земельного пая (если у нее таковой был), но и права проживания в родной станице. Даже вышедшие в отставку армейские офицеры, которым разрешалось жить в пределах войсковых территорий, не имели права пользоваться здесь земельными наделами. Регламентированы были практически все стороны казачьей жизни. Казаки не имели права без ведома полкового начальства покидать свои станицы на срок более 5 дней , они обязаны были держать в постоянной готовности обмундирование, снаряжение, строевого коня и вьючную лошадь - одну на двоих казаков. Все, что касалось строевой службы (конь, сбруя, обмундирование и снаряжение) под страхом сурового наказания не подлежало продаже. Члены семьи служивого казака должны были содержать в надлежащем порядке его хозяйство. По истечении срока строевой службы казаки (в т.ч. и офицеры) должны были возвращаться к месту своего постоянного проживания. Выход из казачьего сословия всем офицерам, казакам и их детям воспрещался. Любое нарушение установленных норм влекло за собой наказание. В 1851 г. были утверждены «Правила об устройстве станиц, хуторов и помещичьих селений в казачьих войсках». Если планировка первых казачьих поселений-станиц определялась конфигурацией крепостных сооружений, то, начиная с 1851 г., составление планов новых станиц возлагалось на инженерных чиновников, заведовавших в казачьих войсках строительной частью. Господствующей становилась уличная планировка с четкой системой улиц и переулков. Проектами предусматривалось, чтобы каждая улица имела кратчайший выход к реке или близлежащему тракту. Планы наиболее значительных станиц утверждались царем, а прочих - наказными атаманами. Вся экономическая жизнь на казачьих территориях находилась под жестким контролем Войсковых хозяйственных правлений, обладавших большими полномочиями. Так, в ведении Войскового хозяйственного правления Оренбургского войска находились следующие вопросы: управление общим войсковым капиталом; взыскание всякого рода недоимок; заведование войсковыми и общественными зданиями и вообще всем войсковым имуществом; наблюдение за правильностью строения в станицах и хуторах; надзор за целостностью войсковых лесов; надзор за состоянием дорог, мостов, речных переправ и почтовых станций; надзор за правильностью мер и весов; покровительство торговле и всякого рода промыслам; контроль за правильным распределением станичных земельных довольствий; сдача резервных войсковых земель в оброчное держание; разрешение казакам на переселение на новые места и т.д. Хозяйственное управление Уральского войска, кроме того, ежегодно рассматривало вопросы организации рыболовства и охраны войсковых речных и морских вод от браконьеров. Строгая хозяйственная регламентация преследовала одну цель - сохранить замкнутый патриархально-корпоративный уклад казачества и свести к минимуму влияние капитализма на казачьи территории. Особенно наглядно это проявлялось в организации системы землепользования: станичное общество во главе со своим высшим органом - станичным сбором не обладало правом собственности и правом распоряжения надельной землей, а лишь правом пользования общинной землей. Во всех случаях, когда вставал вопрос о выделении средств на станичные нужды, станичное общество должно было обращаться в Войсковое хозяйственное правление. 21 апреля 1869 г. было принято положение «О поземельном устройстве казачьих войск», которым все земельные угодья, отведенные станицам, закреплялись в общинном владении каждой станицы и выделение их в чью-либо личную собственность запрещалось. Вместе с тем, именно благодаря деятельности войсковых хозяйственных правлений удавалось поддерживать относительно стабильный уровень состояния и развития казачьих хозяйств. Казачьи земли востока России и, в частности, Южного Урала, находились в зоне рискованного земледелия и урожаи зерновых здесь зависели от природных условий. Частые засухи и неурожаи вызвали к жизни такую меру подстраховки, как введение общественной запашки и создание общественных «магазинов» (складов) для зерна. В Оренбургском войске эта мера была введена еще в 1830-1840-е гг. по инициативе военного губернатора В.А. Перовского. Предполагалось иметь на каждую душу неприкосновенный запас в 15,5 пудов зерна, который собирался в течение нескольких лет из расчета ежегодного взноса по 3,5 пуда. Норма в 15,5 пудов рассчитывалась на прокорм в течение 2-х лет и 1 пуда семенного зерна. Войсковые хозяйственные правления вели целенаправленную работу по совершенствованию казачьего земледелия. Прежде всего, это касалось повышения агротехнической культуры. Только за 1898-1902 гг. Войсковое хозяйственное правление Оренбургского войска продало казакам в кредит различных сельскохозяйственных машин на сумму 200 тысяч руб. А к 1913 г. сумма подобного кредита достигала уже 913554 руб. Большую помощь войсковое хозяйственное правление оказывало казакам в преодолении последствий неурожайных или голодных лет. Так, в неурожайный 1911 г. хозяйственное правление Оренбургского войска во всех трех отделах войска открыло столовые для питания 122570 человек голодающих, а также выделило дополнительные средства для стабилизации цен на хлеб, которые в 1912 г. не превысили цен 1911 г. (1 руб. 25 коп. - 1 руб. 35 коп. за пуд). Кроме земледелия, на казачьих землях Южного Урала большое развитие получило скотоводство. Несмотря на имеющиеся трудности - падеж скота от болезней, захват его разбойничьими шайками кочевников - уже в середине XIX в. на территории Оренбургского войска насчитывалось 465126 голов домашних животных, из которых 97 тыс. - лошади, 117577 - волы и коровы, остальное - овцы. Особенно много скота содержали казаки 2-го Верхнеуральского отдела Оренбургского казачьего войска, чему способствовало обилие заливных лугов в верховьях р.Урал. В среднем накануне Мировой войны на одно казачье хозяйство в станице приходилось: лошадей - 6,8; коров - 6,2; овец - 11,3 головы. В других станицах расклад был не меньшим, а в некоторых даже и большим. Важным подспорьем в хозяйстве казаков являлось рыболовство, а в хозяйственной жизни Уральского войска оно составляло одну из ведущих отраслей. Здесь в составе Войскового хозяйственного правления существовали даже должности войскового техника рыболовства и старшего смотрителя войсковых вод с тремя помощниками. В их распоряжении имелись гребные и парусные лодки, а также паровые и моторные суда. Организация рыбной ловли строго регламентировалась: каждой станице точно указывалось место, время и орудия лова. Во время рыбного промысла казакам запрещалось нанимать других работников. Все это делалось с целью обеспечить одинаковые шансы на улов для всех казаков, занятых рыболовством. У уральских казаков, промышлявших рыбу и на Каспийском взморье, было три поры улова: весенний курхай , осенний курхай и зимний ахан - на взморье и севрюжья (весенняя) плавня, осенняя плавня и зимнее багрение - на реках. Сохранилось описание зимнего багрения, наблюдаемого видным казачьим этнографом И. Железновым в конце XIX в. под Уральском: Урал замерз; снежная пелена покрыла необозримую степь. В воздухе тихо, морозно. За 8 верст от Уральска, в назначенный день собрались казаки, каждый с длинным багром, подбагренником и пешней; у каждого лошадь, сани под присмотром кого-либо из семейных. Казаки стоят у берега и ждут сигнала: они намечают в это время места. Морозный воздух вздрогнул: грянула сигнальная пушка. В тот же миг все бросаются стремглав на реку; каждый пробивает прорубь, поддевает багром рыбу и, чтобы она не сорвалась, подхватывает ее малым багром или подбагренником. Почти каждый удар дает добычу; особенно в хорошем месте… Казаки всегда действуют артелью, человека по 3-4, по 5-6, иногда и больше; где красная рыба зимует, замечается ещё с осени, когда рыба ложится… Покончив на том месте, артели спускаются вниз по реке, продолжая ловлю таким же порядком». Запрещалась ловля рыбы с 15 июля по 15 августа и во время хода рыбы вверх по Уралу на нерест. В это время запрещалось даже поить скот из реки («Рыба тот же зверь, шума и людей боится: уйдет, а там ищи ее»). Нарушение сроков ловли, а также применение запрещенных орудий лова наказывалось тюремным заключением на срок от двух недель до одного года. Надзор за исполнением установленных правил рыболовства осуществлял специальные «плавенный» атаман и специальная охранная команда из 100 человек. Рыболовство являлось одной из наиболее значительных статей дохода Уральского войска: ежегодно за пределы войска вывозилось рыбных продуктов более чем на 3 млн. руб., а с пошлины за вывозимые продукты войсковая казна получала от 100 до 150 тыс. руб. в год. Положение 1840 г. разрешало создавать в Оренбургском и Уральском войсках торговые общества, что, в свою очередь, создавало условия для формирования новой социальной категории казачества - торговых казаков или казаков-купцов. Положение поясняло, что общество вводится «для облегчения войсковых жителей в способах снабжения себя необходимыми потребностями и сбыта произведений земли своей с наибольшею выгодою …». Членом торгового общества мог стать любой желающий за взнос в размере 57 руб. 50 коп. ежегодно. За это они освобождались от военной службы и переходили в разряд неслужилых казаков. К концу 60-х гг. XIX в. в Оренбургском войске насчитывалось уже 600 торговых казаков. Другую категорию неслужилых казаков составляли так называемые «сидельцы», появившиеся в казачьих войсках после 1867 г. В указанном году был принят специальный закон, по которому сокращался срок службы и количество служилых казаков. На срочную службу казаков теперь призывали по жребию. Те, кому жребий не выпадал, навсегда зачислялись в неслужилое сословие. Они оставались в станицах, пользовались всеми казачьими правами и льготами, имели земельные наделы и вели свое хозяйство. Они должны были постоянно дежурить в станичном правлении и выполнять земские повинности. Но поскольку они не покупали оружия, снаряжения и строевых лошадей, на них налагался особый налог, который неслужилые казаки в течение 22 лет должны были вносить в войсковой капитал. Дополнительно они должны были в течение всей своей жизни вносить в войсковую казну по 10 руб. и по 56 коп.- в станичную кассу. И все-таки экономическое положение неслужилых казаков выгодно отличалось от положения служилых казаков, поскольку первые постоянно находились дома и могли более активно заниматься хозяйством, промыслами, торговлей. Полученные суммы пополняли войсковую казну, которая, в общем, складывалась из самых различных источников. В Яицком (Уральском) войске уже в XVII в. практиковались отчисления в общинную казну определенных сумм от продажи рыбы и подушные сборы с каждого казака. К середине XVIII в. в войсковой бюджет стали поступать откупные кабацкие, весовые и «домоседные» деньги. Средства эти шли на общевойсковые нужды, в том числе на командировки за пределы войска, на содержание церквей, на встречу и содержание посольств из Киргиз-кайсацких степей и т.п. 10 января 1797 г. последовало Высочайшее повеление о выделении Уральскому войску из казны ежегодного денежного пособия в размере 1025 руб. Так было положено начало собственно войсковому капиталу Уральского войска. Затем к этим деньгам прибавились суммы таможенных пошлин на вывозимую из Уральска рыбу и икру, торговые сборы и откупные завесы (все товары должны были взвешиваться на войсковых весах). Все эти суммы поступали целиком в войсковую казну, в станицах войска своей казны не было. В Оренбургском войске войсковой капитал начал формироваться с 1835 г., когда из казны войску для внутреннего благоустройства стали отпускать ежегодно по 150 тысяч руб. После учреждения в войске общества торговых казаков, члены этого общества, освобожденные от строевой службы, должны были вносить в войсковую казну по 200 руб. ежегодно. Положение 1840 г. устанавливало также компенсационные выплаты за разработку месторождений благородных металлов и минералов, находящихся в пределах войсковой территории. Кроме того, нестроевые казаки должны были выполнять земские (дорожные, мостовые, пожарные, почтовые и др.) и станичные (подводные, эстафетные, караульные, дежурства на переправах и проч.) повинности. В денежном перерасчете все эти повинности во второй половине XIX в. составляли не менее 60 руб. на казака в год. Но главной повинностью служилых казаков, безусловно, являлась воинская служба, при подготовке к которой казачья семья должна была нести большие финансовые затраты: покупка амуниции и снаряжения, содержание строевого коня, ежегодные пребывания на сборах в летних лагерях и строевые смотры, на многие недели и даже месяцы отрывавшие казаков от работы в своих хозяйствах - все это тяжелым финансовым бременем ложилось на плечи казаков. Для подготовки казака к службе его отцу зачастую приходилось продавать часть урожая и сена, а то и сдавать в аренду часть своего земельного пая. Но и тогда вырученная сумма не покрывала необходимых расходов (не более 48-50 руб.). За недостающими средствами казаки вынуждены были обращаться в станичную казну и брать ссуду под проценты или идти батрачить у более зажиточных хозяев. Вовремя невыплаченные суммы в счет повинностей составляли недоимки казаков войсковой казне. Масштабы этих недоимок зачастую были весьма внушительны: так, к началу 1886 г. оренбургские казаки задолжали в станичный и войсковой капитал 1948054 руб. 84 коп. или 10 руб. 93 коп. на одну душу. К должникам применялись серьезные меры воздействия. В статье 696-й «Учреждения гражданского управления казаков» по этому поводу говорилось: «В отношении отдельных членов станичного общества, замеченных в расточительности и неисправно отбывающих воинскую, земскую и станичные повинности или являющихся неисправными плательщиками лежащих на них долгов в войсковые и общественные суммы, станичный сбор имеет право принимать следующие меры: 1) распоряжаться доходом с принадлежащего сим лицам недвижимого имущества; 2) отдавать их в посторонние заработки и распоряжаться выработанными ими суммами; 3) назначать к ним опекунов; 4) продавать движимое и недвижимое имущество…; 5) лишать таких лиц на известный срок права распоряжения предоставленными им поземельными паями, принимая эти паи в свое распоряжение». И все эти меры довольно широко применялись на практике. Чтобы как-то сдерживать процесс массового разорения казачьих хозяйств и сохранять надлежащую боеспособность казачьих войск правительство оказывало финансовую помощь малоимущим («неисправным») казакам: в начале XX в. было введено единовременное пособие на покупку строевого коня при выходе казака на службу. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Глава VII Казачья форма оренбургских и уральских казаков Подобно любому национальному костюму, казачья форма имеет свою длительную и своеобразную историю, непосредственно связанную с историей самого казачьего сословия. Своеобразие эстетики казачьего костюма заключается в том, что, в отличие от обычного национального костюма, он развивался как военная форма, как знак принадлежности к военному сословию, находящемуся на государственной службе. Соответственно, и государство не просто влияло на развитие «казачьей моды», но и формировало ее. Впрочем, это отнюдь не означает, что казаки всегда пассивно воспринимали все новации, зарождавшиеся в тиши министерских кабинетов. Ведь в этой форме им приходилось проводить большую часть своей жизни, ходить в походы, биться в боях, как они сами говорили: «и с врагом биться, и в гроб ложиться», и если армейская или морская форма есть знак службы, то казачья форма по праву может быть названа знаком образа жизни. Ниже мы рассмотрим, как появилась и как развивалась форма казаков Урала. Первые яицкие и первые уфимские казаки, пришедшие на башкирские земли с отрядом воеводы Ивана Нагого, как и все российские казаки XVI в. какой-то особой формы еще не имели. Их костюм и вооружение полностью соответствовали месту и образу их жизни: на степном пограничье, в ближайшем соседстве с кочевниками, чье отработанное веками воинское снаряжение казаки перенимали и успешно использовали. Здесь уместно привести цитату из книги генерал-майора Ригельмана «История о донских казаках», написанной в середине XVIII в. на основе собственных наблюдений и общения автора с казаками. К тому времени яицкие и уфимские казаки существовали уже почти 200 лет, но жизненный уклад и внешний облик казаков продолжали оставаться традиционными. Перед глазами генерала Ригельмана казаки предстали в следующем облике: «Они почти все смуглова и румяного лица, волосом черные и черно-русые, острого взгляда, смелы, хитры, остроумны, храбры, горды, самолюбивы, пронырливы и насмешливы. Оружие их: ружья, пистолеты, копья, шашки и сабли… Платье носят почти совсем татарское, парчовое, штофное и суконное, кафтан и полукафтанье или бешмет и штаны широкие, сапоги и шапка черкесские, опоясываются кушаком. Волосы на голове вокруг подстригают, ходят с бородами, а некоторые, оставляя усы, бреют…». Здесь следует сделать одно уточнение: в XVI в., конечно же, пистоли и ружья в казачьей среде были редкостью. Вместо них казаки пользовались луком и стрелами, которые в умелых руках были весьма эффективным оружием. Для ближнего боя, кроме сабли или шашки, казаки применяли перначи-шестоперы (короткие тяжелые булавы) и шелопуги. Шелопуга - прообраз будущей казачьей нагайки - длинная толстая ременная плеть с грузиком на конце. В бою ею можно было выбить саблю из рук противника, ударом по голове свалить его с коня, рассечь деревянный или кожаный щит. Коня шелопугой и нагайкой казак никогда не бил и не погонял. Казачий кафтан XVI в. был единого «ногайского» покроя: с вырезом на груди и длинными разрезами на рукавах спереди. В жаркое время рукава откидывались за спину и завязывались узлом. Под кафтан надевался полукафтан, бешмет или чекмень, а летом - рубаха с косым воротом (косоворотка), также заимствованная у кочевников. На ногах носили широкие шаровары (по-казачьи – «шировары»), не стеснявшие движений, и сапоги различного материала и фасона, смотря по достатку. Но главной деталью казачьего костюма была, конечно же, шапка - «трухменка» или «папаха». По бытующему у казаков преданию, такие шапки были заимствованы у северокавказского племени трухменов или папагов (отсюда и название) и представляли собой высокую цилиндрической формы меховую опушку, завершающуюся треугольным суконным клобуком или шлыком, свисавшим на сторону. Внутрь шлыка иногда вкладывали полосу железа, создавая тем самым дополнительную защиту голове. Шапка, а затем сменившая ее в конце XIX в. фуражка являла собой знак обладания казаком юридического полноправия в войске. В доме-курене она красовалась на видном месте, а в доме вдовы лежала под иконами, что означало, что семья погибшего казака находится под защитой Бога и станицы. Сбить шапку с головы казака означало оскорбление и вызов на поединок. По традиции, казак ни перед кем (даже перед царем) «шапки не ломал» и снимал ее, как говорили сами казаки, только в четырех случаях: «когда в церковь входит, когда друга хоронит, когда есть садится и когда спать ложится». Предметом особого внимания воинского начальства являлись казачьи бороды. В отличие от яицких казаков, которые были староверами, оренбургским казакам на службе запрещалось носить бороды. Связано это было с тем, что Оренбургскому войску губернские власти с самого начала стремились придать «регулярный» вид, а потому решительно боролись со всяческими «мужицкими» элементами как в одежде, так и во внешнем виде. Так, войсковой атаман В.И. Могутов в своем письме уфимскому атаману от 12 января 1758 г. пишет: «В бытность мою в прошлом 1757 г. в Елдяке, видел я, что все казаки ходят в бородах и волосы так отращивают, как у мужиков, а в указе Ея Императорского Величества 1748 г. марта 31 написано: в сборе с бородачей и раскольников положенных денег поступать по прежним указам безо всякого опущения, токмо дабы разных чинов люди опричь священников и церковного притча и крестьян в неуказанном платье не ходили и бород не носили, того смотреть накрепко, а кто в противность публикованных о том указов, в каком неуказанном платье ходить и бороды носить станут, с таковых по взысканию штрафа чинить по указам безо всякого послабления, - того ради в силу оного Ея Императорского Величества указу всех команд свои старшинами и казакам бороды обрить и волосы подстричь, так как со здешними казаками числится, чего ради фельдшера из их же казаков выбрав к тому искусного определить и поступать по силе оного, дабы все как старшины, так и казаки были во всякой чистоте и платье носили по своему званию, а не мужичье, а кто фельдшером тобою определен будет, о том мне рапортовать». Не меньше нареканий со стороны Войскового Атамана вызвали экипировка и вооружение казаков подведомственных ему крепостей и станиц. В записке, направленной Могутовым атаману уфимских и елдяцких казаков по итогам инспекторской проверки 1753 г., говорится, что, кроме уфимских казаков, все прочие казаки этой провинции - Табынские, Елдяцкие, Нагайбацкие, Красноуфимские - «найдены весьма неисправными: ружья огненного мало, а у кого есть, то старые фузеи драгунские, выданные от казны еще при поселении, а все остальные служат с сандаками , да и те неисправны, 1/3 без лошадей, ибо люди бедные и без жалованья служат, 1/3 из них берется на службу в Оренбург…». Резолюция Оренбургского губернатора И.И. Неплюева по данной записке предписывала «по часту употреблять казаков для упражнения в стрельбе в цель пешими и с коня, а сверх того ружья, которое из казны будет роздано, на дому по копью и по сабле промышлять иметь велеть». Часть казаков изъявила желание приобрести ружья за свой счет, для чего на Тульские оружейные заводы был послан капрал Симаков. Им были доставлены 1000 ружей-«турок» по цене 2 руб. 21,5 копейки за штуку и 500 ружей упраздненного Сумского слободского полка по 2 руб. 38 копеек за штуку. Еще 500 ружей в феврале 1757 г. в Оренбург были доставлены капитаном Пензенского гарнизонного полка Коробьиным. Описанные одежда и вооружение казаков, практически без изменений, сохранялись весь XVII в. и первую половину XVIII в. Однако, в середине XVIII в., когда уже сложились и были законодательно оформлены так называемые «степовые» казачьи войска - Донское, Яицкое (Уральское), Гребенское, готовилось учреждение Войска Оренбургского, правительством была предпринята попытка введения для казаков единой формы одежды. По указу императрицы Екатерины II от 9 сентября 1769 г. всем казакам предписывалось носить светло-синие кафтаны и шаровары единого покроя, отличающиеся только цветом «прибора» (канта) по воротнику и обшлагам: у донцов он был красный, у яицких казаков - малиновый, у оренбуржцев - черный. Правда, насколько точно выполнялось это предписание в казачьих войсках, об этом сведений не сохранилось. Во всяком случае, барон Игельстром, вступивший в должность Симбирского и Уфимского генерал-губернатора в 1785 г., после посещения им Оренбургского нерегулярного корпуса писал Д.П. Трощинскому о том, что он нашел Оренбургских казаков «не только чтоб подобие хотя имели регулярных, но столь малоконными и без всякаго военнаго оружия так что не больше к службе употребить их мог я, как 300 человек и большей частью на весьма худших лошадях, каковая неисправность онаго полка подала причину прилежать не только бы чтоб сей полк в полном состоял комплекте людей и лошадей, но имел бы исправное оружие, дабы нашелся способным к отправлению службы; притом находя казаков тех в мужичьем и множество раздранном и ни малейшего признаку военнаго человека неимеющем и разноцветном одеянии, старался я не меньше по поводу названия сему полку регулярным казачьим, а потому входя в разсуждение с казакскими чиновниками и самими казаками, дабы устроить платье едино цветное и вид военный подающее, наконец, получил от них согласие о построении «круток» (курток) краснаго солдацкаго сукна, которыя по их разчислению гораздо дешевле обходились, нежели их длинные сермяжные кафтаны, почему и дозволил я одеть весь полк того цвета в крутки, равномерно и шаровары, употреблявшиеся до того разных цветов, носить уже цвета одинакового, что все без малейшего принуждения, а по собственной воле казаков, будучи введено и по днесь существует». Форма дополнялась черной смушковой папахой с синим верхом. Вооружение казаков составляли: сабля с медным эфесом и оправой ножен, черная кожаная портупея, пистолет или ружье, лядунка. В конном строю, кроме того, казаки имели пику с красным древком. Поскольку на приобретение всей этой экипировки требовалось немало денег, а многие казаки жаловались на бедность, губернатор Игельстром своим приказом от 15 февраля 1798 г. предписывал «для исправного снаряжения делать подмогу и снаряжать казаков особливо одиноких и неимущих дабы каждый казак представлял из себя воина, а не мужика, как он многих находил в проезд свой осенью 1797 г. по линии». Со вступлением на российский престол императора Павла I закончилась многолетняя опала Уральского казачьего войска. Возможно, это было вызвано вообще неприятием новым императором всех решений его матери - Екатерины II, возможно, свою роль сыграли ходившие во времена Пугачевского бунта слухи о том, что яицкие казаки хотят свергнуть «узурпаторшу» и посадить на трон законного наследника - Павла Петровича. Как бы то ни было, но по указу от 4 сентября 1798 г. формируется Лейб-Уральская казачья сотня, входившая в состав императорской лейб-казачьей гвардии. Форма ей полагалась следующая: малиновые кафтаны с белой (у нижних чинов) или серебряной (у офицеров) обшивкой, малиновые же полукафтаны и шаровары, малиновые суконные шапки с заостренным верхом и широким околышем из черной смушки, малиновые чепраки и галстуки из черного флёра. Вооружение лейб-казаков составляли сабля со стальным или железным эфесом, вкладывавшаяся в черные, оправленные железом ножны, пистолет с медной оправой, пика с красным древком. Все ремни амуниции и конской сбруи - черные. Такая же форма полагалась и всему Уральскому войску. Положение об Оренбургском казачьем войске от 8 июня 1803 г. вводило новую форму для Оренбургского тысячного полка. Казакам были оставлены кафтаны или чекмени синего цвета с малиновым воротником и окантовкой рукавов, темно-синяя куртка, вправленная в темно-синие же шаровары с малиновым лампасом. Кафтан подпоясывался белым кушаком. Головным убором была черная смушковая шапка высотой 5 вершков с закидным на правый бок малиновым шлыком (по-другому еще «тукмак» или «кутас»), короткие без шпор сапоги. В полковой службе к этой форме прибавлялись белые шнуры с кистями и султан из белых перьев на шапку. Когда в 1807 г. по случаю войны с Францией были сформированы еще два Оренбургских казачьих полка (№1 и №2), они получили новое обмундирование по образцу, утвержденному для Донского войска, а именно: темно-синий кафтан или чекмень с красным кантом по воротнику и обшлагам, синяя куртка и шаровары с красными лампасами, черная смушковая шапка 5 вершков с красным верхом. Офицерам предписывалось иметь на сапогах шпоры, на шапках - серебряные с золотистым и черным шелком шнуры и белые султаны с оранжевыми перьями внизу. Офицеры носили серебряный шарф армейского образца, а рядовые казаки - белый кушак. Казакам-артиллеристам, по их просьбе, был установлен золотой (жёлтый) кант и кушак. Чекмень носился с сентября по май, летом полагалось носить куртку. На вооружении предписывалось иметь ружья, пистолеты и сабли у кого какие есть. Кроме того, оренбургские и уфимские казаки у седла имели волосяной аркан, которым они владели так же свободно, как и казаки башкирских и мещеряцких полков. Точно такая же форма была утверждена и Уральскому войску, которое само обратилось к царю с просьбой заменить им малиновое обмундирование на более дешевое синее. Только цвет прибора - окантовка обшлагов, воротника, верх шапок, лампасы - им были оставлены малиновые. Командиру размещенного в Вятской губернии Донского полка войсковому старшине Черевкову 2-му было предписано прислать в Оренбург одного урядника и одного казака в полном вооружении и снаряжении для образца. Сначала по образцу было изготовлено обмундирование для казаков Атаманского Оренбургского полка, а затем разосланы образцы для всех кантонов. В третьем (Уфимском) кантоне закупкой сукна на Макарьевской ярмарке, по распоряжению уфимского атамана Ветошникова, занимался купец Таркаков. Для осмотра нового обмундирования к кантонным начальникам из станиц были приглашены зажиточные казаки, могущие обмундироваться сами. Однако, по данным 1808 г. новое обмундирование в Оренбургском и Уральском войсках смогли завести очень немногие казаки: в 1-м кантоне - 78 человек, во 2-м - 67 человек. Оно и не удивительно, поскольку сукно стоило дорого: от 1 до 2 руб. 35 коп. за аршин - мундирное сукно; от 2 руб. 35 коп. до 4 руб. 50 коп. - приборное сукно. В таком снаряжении Оренбургские казаки в составе Оренбургского Атаманского (Тысячного) и Оренбургского №3 казачьих полков участвовали в войне с Наполеоном и в заграничном походе русской армии 1813-1815 гг. Правда, судя по рисункам и литографиям, в боевых условиях казаки редко были одеты по установленной форме, да и выделить среди изображенных казаков оренбуржцев или уральцев можно разве только по белым (оренбургские) или голубым (уральские) кушакам или алым погонам (оренбургские казаки). Император Николай I, в отличие от своих предшественников, никакого разнобоя в военной форме не терпел, а потому в 1829 г. по его указу все казачьи войска Российской империи получили единую уставную форму: темно-синяя суконная куртка, заправленная в синие шаровары с красными лампасами, черная смушковая шапка с красным шлыком и белым помпоном, пояс-кушак, сапоги с железными шпорами и серая суконная шинель с синим воротником. Войсковое отличие определялось только цветом приборного сукна и металлического прибора (петлицы на воротнике и обшлагах). За два года до этого, в январе 1827 г., на офицерских эполетах русской армии, в том числе и казачьих, засияли звездочки различия чинов: одна - хорунжий; три - сотник; затем следовали чины есаула и полковника с эполетами без звездочек. Для нижних чинов на суконных погонах вводились цифры, обозначающие номер полка. В апреле 1838 г. все казачьи полки были вооружены шашками единого кавказского образца, дожившими и до наших дней. Казачья шашка, наследница ранних казачьих сабель, так же, как и шапка, является символом всей полноты прав у казака и в первую очередь - правом на обладание земельным наделом. Вручалась шашка стариками казаку, достигшему 17 лет, шла с ним через всю его жизнь, сохранялась в семье на видном месте и передавалась от деда к внуку, от отца к сыну. Если в роду не оставалось наследников мужского пола, шашка ломалась пополам и укладывалась в гроб к умершему казаку. Шашку и шапку казак мог потерять только вместе с головой. Лишение казака права ношения шашки даже на какой-то срок считалось очень суровым наказанием (суровее было только исключение из станицы и из казачьего сословия). Царствование Николая I знаменовалось частыми и заметными преобразованиями в структуре и организации российской армии. Не обошли они стороной и оренбургское казачество. В 1842 г. была проведена реорганизация Уфимского казачьего полка: он был усилен до 8-ми эскадронов (вместо обычных 5-ти), в его состав были введены одна резервная и одна нестроевая роты. Тогда же полку было дано и новое обмундирование, отличавшееся от формы других полков Оренбургского казачьего войска. Уфимские казаки были одеты в куртки и шаровары темно-зеленого цвета с синими лампасами и кантами, с синими же погонами, на которых вместо номера полка стояли желтые литеры - «УК» (Уфимский казачий). Такой же синий верх-тумак получили и шапки. К уже имевшемуся вооружению были введены ранее отсутствовавшие пики с бело-синим треугольным вымпелом. А с января 1844 г. на фуражках офицеров казачьих полков появились кокарды, представлявшие собой черный овал, окаймленный георгиевской лентой и серебристой зубчатой полосой в виде расходящихся лучей. С незначительными изменениями эта кокарда просуществовала в российской армии до 1920 г. В сентябре 1845 г. Уфимский казачий полк был расформирован (мотивы этого решения современникам были совершенно непонятны) и его кадры были направлены на укомплектование и усиление других Оренбургских казачьих полков. Этот шаг правительства положил начало искусственному сокращению численности казачьего сословия на Южном Урале. Из казачьей формы навсегда была изъята куртка, ее заменил короткий, на 4 вершка выше колен, кафтан-чекмень. По-прежнему еще сохранялись смушковые шапки-папахи (но уже без токмака), а в башкирских и мещеряцких полках - шапки-колпаки. В 1854 г., после введения в Оренбургском войске шести линейных пеших казачьих батальонов, в казачьей форме появляется круглая фуражка, правда, пока еще без козырька. Так, к середине XIX в., в общих чертах складывается облик казака, столь знакомый нам по художественным произведениям и кинофильмам Окончательную черту род эволюцией казачьей формы подвела Крымская война 1853-1856 гг. В ходе Крымской войны в октябре 1854 г., по образцу Черноморского и Кавказского казачьих корпусов, в Оренбургском войске было создано шесть пеших казачьих батальонов. Их обмундирование по типу и покрою было близким к обмундированию черноморско-кавказских полков: шапка из голубого сукна с круглым стеганным на вате верхом, с бараньим околышем черного цвета, верх шапок крест-накрест обшивался тесьмой: у офицеров - серебряной, у урядников и казаков - белой. Мундиры темно-зеленого сукна с голубыми кантами по воротнику и обшлагам, такие же шаровары с голубым кантом по продольному шву. На воротниках и обшлагах офицерских мундиров - серебряные петлицы, у урядников - серебряный галун. Вооружение пластунов составляли пехотное ружье со штыком и патронташ из черной юфти на 40 патронов; у офицеров - пистолет и шашка. Кроме того, полагалось иметь ранец из телячьей кожи, суконную шинель и жестяной котелок. Следует отметить, что, вследствие относительной дешевизны обмундирования, многие казаки не просто охотно шли, а стремились попасть в пластунские батальоны, которые в Оренбургском войске просуществовали до мая 1876 г. Поражение в Крымской войне потрясло русское общество. Особенно тяжело его переживали в армии. Было очевидно, что только глубокие реформы, направленные на изменение структуры, организации и вооружения русской армии, обнаружившего свою отсталость во время Крымской компании, способны возродить военный престиж России. Это прекрасно понимал взошедший на императорский престол в 1856 г. после смерти Николая I Александр II - большой любитель и знаток военного дела. С 1860 по 1875 гг. в России начался период крупных военных реформ, который совершенно изменил русскую армию: ее комплектование, организацию, управление, вооружение, подготовку офицерского состава, обучение и воспитание нижних чинов и, конечно, форменную одежду войск. Преобразование последней сводилось к упрощению фасона формы и ее аксессуаров, с целью большего приспособления к полевым и походным условиям. Уже в 1857 г. все нижние чины в пехоте, артиллерии и кавалерии (в том числе - и казачьей) были переобуты в сапоги с длинными голенищами из черной дегтярной юфти. Это нововведение охотно было принято казаками, поскольку обеспечивало дополнительные удобства при постоянной верховой езде: защищало голень от повреждения путлищем и дужкой стремени и не позволяло шароварам (которые приходилось «строить» за свой счет) лишний раз трепаться. Кроме того, высокие голенища для казака были удобны и тем, что он сызмальства привык управлять конем не плетью и шпорами , а шенкелями, то есть внутренней стороной голени. Охотно приняли казаки и кожаные штаны-«чембары» красно-коричневого цвета, весьма удобные и практичные при постоянной верховой езде. В 1860 г. были официально учреждены Кубанское и Терское казачьи войска и было повелено их мундиры называть черкесками. Впоследствии черкеска была официально утверждена, как обязательная форма Собственного Его Величества конвоя. Служилые казаки всех остальных войск продолжали носить укороченные кафтаны-чекмени и невысокие смушковые шапки-папахи. Чекмень и шаровары в Уральском казачьем войске шились из темно-синего сукна с малиновым «прибором» (лампасы, кант, погоны); в Оренбургском - из темно-зеленого сукна с васильковым (светло-синим) «прибором». В Атаманском полку Оренбургского войска на папахе был положен треугольный шлык светло-синего цвета, спущенный направо и пристегнутый к нижнему краю папахи, а слева крепился белый 5-вершковый султан. Офицерский султан полагался иметь 7 вершков длиной. Спереди на папаху крепились и знаки коллективного отличия, введенные по указу Александра II. Это была серебряная лента с гравированной надписью, указывающей за что пожалован сей знак. В Оренбургском войске первыми в сентябре 1869 г. знаками отличия за подвиги, мужество и храбрость, проявленные во время Бухарского похода 1868 г., были награждены казаки 2-й конно-облегченной батареи. На их лентах написано: «За отличие в 1868 году». Затем такие же знаки жаловались Оренбургским казакам «За отличие в Хивинском походе 1873 года»; «За отличие в Турецкую войну 1877 и 1878 годов»; «За штурм крепости Геок-Тепе 12 января 1881 года» и наконец - «За отличие в войну с Японией в 1904 и 1905 годах». Последние знаки были пожалованы казакам №1, №11 и №12 Оренбургских полков в 1907 и 1911 гг. 1 марта 1881 г. император Александр II был убит террористами из организации «Народная воля» и на российский престол взошел его 36-летний сын Александр Александрович (Александр III). Девизом его царствования было: «Самодержавие, православие, народность». С целью проведения этого лозунга в жизнь, новый император уже в ноябре 1881 г. проводит ряд преобразований в русской армии, которые современниками были расценены как революционные. Суть их сводилась к тому, чтобы придать армии как можно более русский вид. Для этого вводилась новая форма - мундиры в виде русских полукафтанов, цветные кушаки, широкие шаровары, круглые барашковые шапки и т.п. Император Александр Александрович с юных лет интересовался русской историей и археологией, был страстным коллекционером древностей, основал несколько музеев. Вместе с тем, он всячески стремился сократить расходы на содержание двора и армии. В последнем случае это выразилось во введении новой формы, более простой и, соответственно, более дешевой. Цвет формы нижних чинов практически всех родов войск был черный (черное сукно было дешевле цветного) и войсковые и полковые различия обозначались цветом погон, петлиц и выпушек (кантов). Парадный головной убор - круглая невысокая шапка из черной мерлушки (у офицеров) или коротко подстриженной овчины (у рядовых). Офицерские мундиры шили из сукна цвета «морской волны», который называли «царским». Мундир был однобортным со стоячим воротником и прямыми обшлагами, застегивался на металлические крючки и петли. По краю воротника и обшлагам пущен цветной кант-выпушка. Воротник и обшлага офицерского мундира украшались металлическими петлицами в виде катушек. Цвет мундира, приборного сукна и металлического прибора для каждого войска, а иногда и полка устанавливался и Высочайше утверждался императором. Всем конным казачьим полкам был установлен серебряный металлический прибор, а казачьей артиллерии - золотистый. Цвет приборного сукна сохранялся прежним. Наиболее заметные нововведения были сделаны в повседневной форме: в 1882-1884 гг. в русской армии повсеместно были введены свободная легкая рубаха для летних гимнастических упражнений белого цвета, скроенная в виде русской национальной рубахи, но не с косым воротом, а с прямой продольной планкой-застежкой (знаменитая русская «гимнастерка»), и круглая фуражка с околышем и расширяющейся тульей: у офицеров - с козырьком, у нижних чинов - без козырька. Как и гимнастерка, фуражка - чисто русское изобретение, появившееся в армии в конце XVIII в. Первоначально это был головной убор армейских фуражиров (отсюда и название), в обязанности которых входили прием, хранение и учет фуража в кавалерии и артиллерии. Фуражирам приходилось лазать по сеновалам и амбарам, отбирая фураж для лошадей, что в громоздких шляпах-треуголках или касках делать было крайне неудобно. Пришлось ввести фуражные шапки, которые вначале представляли собой мягкую бескозырку, а при Александре III приобрели вид, доживший до наших дней и широко распространившийся по всему свету. Казаки, чью форму реформы Царя-Миротворца практически не затронули, поскольку она и так максимально соответствовала русскому духу, быстро и по достоинству оценили практические преимущества гимнастерки и фуражки и охотно их приняли. Легкая и свободная гимнастерка не стесняла движений во время занятий в конном строю, равно как и фуражка, закрепленная под подбородком раздвижным ремешком-ленчиком, при джигитовке и рубке была куда как более удобной, нежели громоздкая и достаточно тяжелая папаха. Теперь казачий строй летом представлял собой довольно яркое, радующее глаз зрелище: сверкающие белизной гимнастерки с прямыми широкими рукавами без манжетов, лихо сбитые набекрень белые же фуражки с поблескивающими на околышах кокардами, из-под которых залихватски выбиваются специально зачесанные и взбитые чубы, погоны под цвет лампаса с вытисненными на них желтой краской номерами полков, короткая винтовка-драгунка через правое плечо, шашка в черных ножнах - вдоль левого бедра. Портупея, патронная сумка и пояс - из коричневой кожи. На ногах - высокие юфтевые сапоги, собранные у щиколотки в гармошку. В холодное время года эта повседневная строевая форма дополнялась толстой суконной шинелью до пят с разрезом до пояса сзади, а фуражка заменялась овчинной папахи. Папаху делали из черного меха, ее суконный верх по цвету соответствовал цвету приборного сукна для данного войска. В Донском, Оренбургском, Астраханском и Семиреченском войсках она была с коротким мехом и слегка зауженной кверху. В Уральском, Забайкальском, Амурском, Уссурийском - цилиндрической формы и с длинным мехом. Кроме повседневной, казакам предписывалось иметь еще и парадную форму. Ее составляли папаха, мундир, шаровары, сапоги и белые нитяные перчатки. При одинаковом покрое мундира, в казачьих войсках он отличался цветом: в Оренбургском войске, в частности, парадный мундир был темно-зеленого цвета со светло-синими выпушками, в Уральском - темно-синий с малиновыми выпушками. Новые казачьи мундиры образца 1891 г. представляли собой длинные кафтаны - «татарки», вызывавшие своим «псевдорусским» фасоном справедливую иронию со стороны казачьих офицеров. Вот как отзывался о них один из офицеров Оренбургского войска: «Казак - легкий конник, естественный кавалерист - это гармония лошади и человека. Но наш казак, одетый вместо легкого и удобного мундира в какой-то дьячковый подрясник, не может исполнять своего назначения легкого кавалериста, прежде всего, потому, что его ноги - главное средство управления конем - спутаны полами его собственной хламиды… Вместо легкого и теплого полушубка, как у регулярной кавалерии или пограничников, у него из овечьего меха тот же подрясник, именуемый «теплушкою». Посмотрите издали на этого «легкого конника» и у вас, подобно Чичикову при виде Плюшкина, появится сомнение - баба это или мужик?». Да и обходилась «казачья справа» отнюдь не дешево. В ценах 1900 г. полное снаряжение рядового казака стоило более двухсот рублей. В своей повседневной форме казаки Урала в составе русской армии выступили на поля сражений Русско-японской войны. И здесь сразу же выяснилось, что белое обмундирование - это готовый саван, поскольку на буро-зеленом фоне Манчжурских сопок русские солдаты и офицеры в своих белых гимнастерках и кителях являли собой великолепную мишень для японских стрелков. Последний российский император Николай II, будучи военным человеком, из Русско-японской войны извлек надлежащие уроки и в 1907 г. в русской армии вводится новый тип полевой формы, состоящей, для офицеров, из однобортного кителя с карманами на груди и по бокам («американского покроя») из ткани цвета «шанжан» или из ткани серовато-зеленого цвета. Этот «защитный» цвет военной формы был разработан англичанами после англо-бурской войны 1904 г. Указ о введении нового полевого обмундирования коснулся и казаков. Степовые войска (Донское, Уральское, Оренбургское, Сибирское, Забайкальское и все остальные, кроме кавказских войск - Кубанского и Терского) получили китель кавалерийского образца, на вершок короче пехотного, с обшлагами, выкроенными мыском, фуражку защитного цвета и папаху. Донские, оренбургские, астраханские, сибирские и семиреченские казаки носили высокую папаху в виде усеченного конуса с коротким черным мехом; уральские, забайкальские, амурские и уссурийские - укороченную папаху цилиндрической формы с длинным черным мехом. Сверху папаха покрывалась суконным колпаком, по цвету, соответствующему цвету погона. Колпак офицерской папахи обшивался по основанию и накрест серебристым или золотистым галуном. В центре передней части папахи крепилась кокарда и другие знаки отличия, кому они полагались. Признаком принадлежности к казачьему сословию оставались шаровары серо-синего, синего, черного или черно-синего цветов с цветными лампасами в три пальца шириной. Зимой форма дополнялась шинелью обще-кавалерийского образца с клапанами-петлицами по воротнику войскового цвета и суконным или фланелевым башлыком. Причем, башлык у казаков, как и многие другие детали формы, был наделен символическим значением: будучи завязанным на груди, он означал, что казак отслужил срочную службу; перекрещенный на груди - казак следует по срочному делу; концы башлыка, заброшенные за спину - казак от службы свободен и отдыхает. Все казаки были вооружены шашкой на плечевой портупее, укороченной винтовкой образца 1891 г. (трехлинейная), казачьей модификации, то есть укороченная, и трубчатой металлической пикой длиной 3,26 м. Казаки и унтер-офицеры имели нагайки, которые носили за голенищем или за поясом. Офицеры имели облегченную шашку офицерского образца, на правом боку - револьвер в кожаной кобуре , на левом - офицерскую полевую сумку. Отличия по чинам определялись так же, как и в прочих войсках, то есть по погонам. Рядовой - гладкий суконный погон войскового цвета с печатным по трафарету масляной краской номером полка. Затем следовал унтер-офицерский состав: приказный - поперечная нашивка из белой тесьмы на погонах шириной 1,1 см.; младший урядник - две поперечных нашивки белого цвета шириной 1,7 см., старший урядник - три поперечных нашивки; вахмистр - поперечная нашивка 2,5 см. шириной. Далее - обер-офицерский состав: жий - продольный серебристый галун на погоне шириной 3,5 см.; прапорщик - один продольный просвет на погоне и одна звезда; хорунжий - один просвет и две звезды; сотник - один просвет и три звезды; подъесаул - один просвет и четыре звезды; есаул - один просвет без звезд. Штаб-офицеры: войсковой старшина - два просвета и три звезды; полковник - два просвета без звезд. Цвет просветов и окантовки погона определялись принадлежностью к войску. В 1906 г. для поощрения и выделения чинов унтер-офицерского состава, оставшихся на сверхсрочной службе на строевых должностях, были введены специальные знаки отличия - шеврон на левом рукаве углом кверху. При поступлении на сверхсрочную службу - узкий серебряный, по окончании 2-го года службы - широкий серебряный, после 4-го года - узкий золотой, по окончании 6-го года - широкий золотой. Первая мировая война вызвала необходимость издания приказа по Военному Ведомству за №561 от 18 октября 1915 г. об упрощении казачьего обмундирования. В частности разрешалось делать отступления от установленного регламента и иметь: папаху серого цвета, гимнастерку пехотного образца, шаровары без цветных лампасов, шинель без петлиц и сапоги пехотного образца. Отчасти, это, видимо было продиктовано тем обстоятельством, что ни немцы, ни австрийцы в плен казаков на фронте, как правило, не брали. Вместо лампасов тем же приказом были изменены шифровки на погонах. Казачьим конным полкам были введены номера полков с литерами по названию войска: «Д» - Донские полки, «Ас» - Астраханские, «О» - Оренбургские, «О.с.» - Оренбургские отдельные сотни и т.д. Парадная форма оставалась прежней - мундир однобортный с закругленным стоячим воротником, фигурными в виде мысика обшлагами с кантом и петлицами, фуражка с околышем войскового цвета и кокардой - с той только разницей, что в декабре 1908 г. «В ознаменование особаго Монаршаго благоволения и в награду за верную и ревностную службу, как в военное, так и в мирное время, нижним чинам строевых частей Оренбургского войска присвоены одиночные бельевыя петлицы на воротник и обшлага мундиров». Именно в такой форме казаки вышли на поля сражений Первой мировой, а затем и Гражданской войн. Естественно, в Красной армии казачья форма была искоренена моментально (за исключением кавказских черкесок, так полюбившихся красным командирам), но продолжала свято чтиться воинами Добровольческой и Донской армий. Казачьи офицеры, вступавшие в ряды Добровольческой армии А.И. Деникина, в дополнение к имеющимся форменным аксессуарам, на левый рукав своих мундиров нашивали трехцветный (цвета Российского флага) треугольный шеврон - знак офицера-добровольца. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Глава VIII Казачий быт и образ жизни Первые казачьи поселения на Урале обычно устраивались на островах и представляли собой скопление землянок, окруженных для безопасности земляным валом и рвом. Позже возникают постоянные казачьи городки, укрепленные двойным плетнем с земляной засыпкой и рвом. Внутреннее пространство таких городков – «жило» - было очень тесным, улицы проводились беспорядочно и были очень узкими. С началом сооружения пограничных линий на них начали строить крепости, слободы, форпосты, кордоны. Это были специфические военные пункты, предназначенные для несения караульной службы, а потому их устраивали там, где это было выгодно и удобно именно в плане военной фортификации. Иногда рядом не было даже водоемов и питьевую воду для обитателей таких крепостей приходилось доставлять издалека. Для постоянного местожительства и хозяйствования казаков с внутренней стороны пограничной линии строили станицы, поселки и хутора. Станица - это не только оседлое казачье поселение, но и прилегающая к ней земля со всеми пахотными, пастбищными, водными и лесными угодьями (юрт). В станице находилось станичное правление, церковь, цейхгауз, казармы для казаков, плац для учений, конюшни для лошадей. То есть, станица одновременно являлась и военно-административным центром со своими территориальными границами, вокруг которого располагались более мелкие посёлки и хутора с различным числом дворов. Начиная с 20-х гг. XIX в., казачьи станицы строились по утвержденным планам, со строгой уличной и квартальной планировкой. Дома выстраивались по единой фасадной линии, усадьбы имели четкую прямоугольную форму, выходя на улицу узкой стороной. Через каждые 2-4 усадьбы был переулок. На каждой стороне квартала располагалось равное количество усадеб. Наиболее распространенным типом жилища казаков был бревенчатый дом-пятистенок, построенный из сосновых или лиственничных бревен и крытый тесом. Строительные материалы приобретались у башкир или русских лесоторговцев в городах, или в войсковых лесных угодьях. Типичный казачий дом на Урале - это так называемая «связь»: две комнаты, соединенные холодными сенями. Одна из них (кухня) называется избою, а другая (чистая комната) горницей. Связи располагались таким образом, чтобы часть окон обязательно выходила на улицу. Вход в дом был через сени, откуда одна дверь вела в горницу, вторая - в избу, а третья - в холодный чулан, где хранились сундуки с имуществом, съестные припасы и всякая хозяйственная мелочь. «Внутреннее убранство жилища довольно типичное: в кухне находится большая кирпичная или глинобитная печь, от которой до противоположной стены тянутся полати; под полатями в углу - кровать и вешалка для одежды; меблировка кухни незатейлива: широкие лавки вдоль стен, стол, скамья и божница в переднем углу. От печи на одной высоте с полатями тянется через всю комнату к передней стене «грядка» (полка), на которой помещается домашний скарб и которая делит кухню на две части: «кут» (перед печью) и собственно избу. В кути в полу сделан лаз в подполье, где хранятся запасы на зиму. Около печи у стены устроен «залавок» - низкий длинный шкаф с полками, на которых хранятся съестные припасы и посуда. На залавке хозяйка готовит еду. Здесь же стоит самовар - непременная принадлежность каждого казачьего жилища. Зимой у двери возле печи ставится лохань с рукомойником». Внутреннее убранство горницы несколько иное, поскольку это было место отдыха и приема гостей. Стены горницы обычно оклеивались обоями или белились, полы красились, как правило, в желтый цвет. Слева у двери находилась печь-голландка, беленая или покрытая изразцами (у зажиточных казаков). В противоположном углу - шкаф с парадной посудой. В левом переднем углу ставили кровать с пуховой периной и подушками. Кровать покрывали покрывалом с кокетливыми кружевными подзорами, наволочки на подушках тоже были кружевными. Между окон на стене помещалось небольшое зеркало, украшенное вышитыми полотенцами, в переднем углу - стол и несколько стульев, над столом - божница с иконами и лампадкой. Между кроватью и столом ставили простенький диван, а вдоль других стен - несколько стульев. Стены горницы украшались лубочными картинками военного или любовного содержания, но среди них обязательно присутствовал портрет царя. В горницах богатых казаков часто можно было видеть городскую мебель, трюмо, азиатские ковры, картины и музыкальные инструменты. Дворы, как правило, были большими, обнесенными плетнем или дощатым забором. Дворы делились на две части: передний двор и задний - баз или базок. Передний двор был при входе в дом, его содержали в чистоте, зачастую мостили досками или камнем. По периметру переднего двора размещали «погребушку» (погреб), амбары, «завозню» (сарай), где хранился хозяйственный инвентарь, телеги и сани, навес для дров или кизяка. Специальная калитка вела на задний двор, где помещались скотная изба для телят и ягнят, хлевы для овец и коров и «повети», на которых зимой хранился корм для скота. Постройки заднего двора покрывались драньем или соломой. Зимними днями крупный рогатый скот и лошади содержались на «карде» - огороженном жердями или плетнем загоне, который устраивался около гумна или около дома. В станицах у оренбургских казаков к концу XIX в. получили широкое распространение палисадники перед выходящей на улицу стеной дома. В них обычно росли простые деревья и ягодные кусты. Вводились палисадники распоряжением начальства в противопожарных целях, но вскоре прижились и стали непременным атрибутом казачьей усадьбы и украшением станицы. Характерной деталью станичных улиц у уральских казаков были высокие деревянные кресты, наподобие могильных, которые по обету врывались в землю перед окнами дома. Дома казаков-татар, башкир, нагайбаков и калмыков по внешнему виду ничем не отличались от домов русских. Разница заключалась во внутреннем устройстве дома. У казаков-мусульман (татар и башкир) в домах, как правило, выделялись специальные комнаты для женатых сыновей. В каждой комнате у передней стены устраивались нары, устланные кошмами и дешевыми коврами. Специальную комнату выделяли для женщин. Если хозяин не имел возможности оборудовать женскую комнату, то специальной занавеской разделял горницу на мужскую и женскую половины. В печи обязательно был вмазан большой котел-казан, в котором постоянно варили пищу для всей семьи. Этнографы конца XIX – начала XX вв. в качестве отличительной особенности казачьих поселений на Урале отмечают полное отсутствие каменных или кирпичных жилищ. Исключение составляли южные станицы Уральского войска, где преобладали саманные постройки с плоской земляной крышей. Пища казаков хотя и не отличалась особым изыском, но была довольно разнообразной и питательной. Излюбленные казачьи блюда - постные или скоромные щи из кислой капусты, лапша, пельмени с мясной, грибной или овощной начинкой. В постные дни употребляли в основном щи, крупяные похлебки, пшенную кашу, картофель вареный или жареный на постном масле, уху, соленую капусту, огурцы. В качестве деликатеса к столу подавались соленые арбузы. В скоромные дни и по праздникам обычный рацион составляли мясные щи, лапша, яичница, мясное жаркое, молочные лапша и каши, кислое молоко, сметана. Праздничный стол разнообразили жареной птицей. Из напитков, кроме разнообразных киселей, в казачьей среде повсеместно был распространен чай. По воскресным и праздничным дням к чаю подавали шаньги (пшеничные круглые лепешки, обмазанные сметаной) и пироги. Хлеб казаки пекли и употребляли только пшеничный, поскольку есть ржаной («мужичий») хлеб считалось недостойным для казака. Праздничное угощение родственников, соседей и друзей считалось делом чести любого казака, даже малоимущего. «Гостевой стол», по словам историка и этнографа Ф.М. Старикова, «буквально поражает своим обилием и разнообразием: тут подаются жареные гуси и утки, различные мясные паштеты, студни и похлебки, сладкие пироги и сдобные каравашки разных сортов и с различною начинкою и другие сдобульки. Вообще казак любит поесть сладко, и даже самый бедный из них истратит последний грош, чтобы угостить своих гостей. Но вся эта «стряпня» поедается только у одного или двоих, к которым пришли гости раньше; у прочих же остается почти нетронутой, потому что, по заведенному порядку, гости из двора во двор ходят от одного к другому, без всякого промежутка, до тех пор, пока большинство их не перепьется «до положения риз». Пища казаков - нагайбаков, башкир и татар состояла из блюд, являвшихся традиционным национальным кушаньем этих народов. Это - каймак (заквашенное коровье молоко), катык, мясная лапша, салма, творог и крут (сухой соленый сыр). В праздничные дни и для особо почетных гостей готовили бешбармак и пирог-курник, начиненный картофелем и мясом домашней птицы. Традиционная одежда казаков, исключая форменную, во многих своих деталях являлась заимствованной у их тюркских соседей. Особенно это относится к уральским казакам, у которых хлопчатобумажные, стеганые на вате («киргизские» или «бухарские») халаты, подпоясанные кожаным поясом - калтой, стали национальной домашней одеждой, присущей буквально всем возрастам - от малых детей до стариков. Халаты были, как правило, коричневого цвета или цветастые, как у среднеазиатских народов. В праздничные дни казаки носили вышитые русские рубахи - косоворотки, пиджаки, форменные фуражки (уральские казаки - овчинные папахи) и высокие кожаные сапоги. Кто позажиточнее, носили сапоги с калошами. Зимой в праздничные дни надевали овчинные, крытые сукном тулупы и черные мерлушковые папахи, на шее - пуховые или шерстяные шарфы, а на ногах сапоги или, очень редко, валенки (пимы). Тулуп подпоясывался цветным широким кушаком из шерстяной материи. Зимняя рабочая одежда - дубленый полушубок, мерлушковая папаха, серый суконный кафтан (зипун), кожаные, суконные или холщовые шаровары и валенки. На летние полевые работы казаки верхнеуральских станиц иногда обувались в лапти или кожаные башкирские сарычи. Женщины - казачки носили традиционные русские сарафаны , а голову покрывали чепцом - повязкой, сшитой из атласа или другой шелковой материи. У молодых женщин чепец был яркого цвета, у пожилых - темного. Для большего украшения на чепец нашивали кружева. Головной убор девушек состоял из круглой гребенки, надетой на голову, или из ярких лент, вплетенных в косу. Головным убором замужней женщины являлась «сорока» - твердый налобник с покрышкой малинового или темно-зеленого цветов. Налобник расшивали жемчугом или бисером. Из украшений носили ожерелья из каменных или стеклянных бусин, серебряные, медные и реже золотые серьги, перстни и кольца. В летнее время поверх платья девушки и женщины носили шелковые или шерстяные разноцветные платки, накинутые на плечи и заколотые спереди брошью или булавкой. В прохладную погоду замужние женщины повязывали платок на голову концами назад, а девушки завязывали под подбородком. Осенью и весной зажиточные казачки носили драповые пальто, а в семьях среднего или малого достатка - шерстяные пальто или хлопчатобумажное, стеганое на вате. В зимнее время казачки надевали овчинные шубы с лисьим воротником, а на голову - пуховой или шерстяной платок. Обувью для женщин в зимнее время служили валенки, а летом ботинки на высоком каблуке. Женщины зажиточных семей носили ботинки с калошами. Повседневный костюм женщин - казачек состоял из белой холщовой сорочки с открытым воротом и длинными рукавами. Рукава всегда делались наполовину из ситца, а остальная их часть (становина) - из грубого сурового или синего холста. Поверх сорочки носили ситцевую юбку и ситцевый или холщовый фартук. Там, где носили сарафаны, они для повседневной носки шились из ситца. Повседневную одежду пожилых женщин составляли холщовые сарафаны - дубасы черного цвета. На голове - ситцевая повязка или платок с завязанными назад концами. Обувью в зимнее время служили валенки, а летом башмаки из толстой кожи. На полевые работы казачки ходили в обычном повседневном костюме, зачастую для легкости снимая юбку и работая в одной сорочке. Как писал в одной из своих книг историк Оренбургского казачьего войска Ф.М. Стариков, «случаев, когда казаки устраивают попойки, много; но самые замечательные из них - свадьбы, крестины, храмовые праздники, проводы казака на службу прибытие его оттуда, помочи… Нигде так много не выпивается водки, как на свадьбах казаков: на бедной уничтожается от 10-ти до 15-ти ведер, а на богатой - от 20 до 40». Браки у казаков заключались довольно рано, но строго в пределах законного возраста, то есть жених должен был быть не моложе 18 лет, невеста - 16 лет. Свадебный обряд казаков отличался сложностью и состоял из нескольких этапов: сватовства, зарученья (рукобитья), девичника, бранья, большого, похмельного и других застолий. Женитьба казаков, за редким исключением, происходила не по взаимному согласию жениха и невесты, а по выбору родителей. Начиналась она со сватовства, в котором участвовали родители и ближайшие родственники жениха, он сам. Вела все дело бойкая сваха. Отец невесты обыкновенно сразу ответа не давал, а просил подождать решения своего родственного совета. Когда такое решение происходило, его сообщали родителям жениха и тут уже происходило зарученье или рукобитье, во время которого между родителями молодых в присутствии их ближайших родственников заключался словесный договор и выговаривался «запрос» или «кладка» - своеобразная плата за невесту, размер которой колебался от 10 до 100 рублей (смотря по достатку); иногда выговаривали дополнительно шубу или шелковое платье невесте. Зарученье заканчивалось вечеринкой - «пропоем». После этого в доме невесты начинаются почти ежедневные сходки молодежи, которая веселилась, а невеста оплакивала свое девичество, прощалась с родными, со своей косой – «девичьей красой». Накануне бракосочетания в доме невесты устраивался девичник, во время которого невеста и ее подружки шли в баню, а жених, его друзья и родственники в это время угощали родителей и родственников невесты. Вернувшуюся из бани невесту жених одаривал украшениями или платком, а его родственники - родителей, сестер и братьев невесты. После чего все шли в дом жениха, где также происходило обильное угощение. Все это время девушки пели песни жениху, невесте, дружке, свахе и другим гостям, за что последние обязаны были дарить их деньгами. Накануне венчанья мылись в бане жених и все, кто вместе с ним должен был участвовать в свадебном поезде. На следующий день жених получал благословение родителей и вместе с дружкой и другими «поезжанами» отправлялся за невестой. В доме невесты у казаков-уральцев трижды читалась «Иисусова молитва» , после чего дружка вступал в шутливый торг с подругами невесты, которые требовали с него и жениха выкуп. После выкупа невесты проводилось небольшое угощение гостей и свадебный поезд, получив благословение родителей невесты, отправлялся в церковь. Из церкви молодые приезжали в дом жениха, где их встречали его родители и снова благословляли. Затем свахи расплетали у молодой косу, подавали новобрачным зеркало и заставляли целоваться. В дальнейшей свадебной процедуре у оренбургских и уральских казаков наблюдались некоторые расхождения: у оренбуржцев гостей угощали легкой закуской, после чего дружка и сваха отводили молодых на покой, а гости расходились по домам до следующего дня, когда устраивается «горный стол», куда собираются все без исключения гости с той и другой стороны; у уральцев после приезда молодых из церкви они ненадолго уходят в спальню, после чего начинается полное веселье. Во время свадебного застолья родители одаривают молодых скотом, составляя, таким образом, ядро их будущего хозяйства. Затем дружка разносит гостям на подносе водку, пряники и конфеты, предлагая «сыры закусить и на сыры положить». Молодые в это время кланяются в ноги. Тот из родственников или гостей, к которому обращается дружка, выпивает рюмку водки, закусывает пряником или конфетой и «кладет на сыры», то есть обещает лошадь, корову, барана, козу или денег, сколько может, смотря по достатку и степени родства. На второй день свадьбы устраивается «похмельный стол», куда приходят все желающие без особого приглашения, а на третий день теща устраивает у себя «блинный стол», приглашая на него молодых и родственников с той и другой стороны. Зять, по приходу в дом тестя, дарит тещу башмаками, затем садится за стол, а теща в свою очередь берет ложку масла и, выливает его на голову зятя со словами: «будь, зять, также сладок и мягок для своей жены, как сладко и мягко это масло». После чего тарелку с блинами, накрытую сверху другой тарелкой, ставят на стол. Зять должен взять блины, перевернуть тарелку и верхнюю бросить в потолочную матицу, чтобы она разбилась. Это означает, что обряд исполнен и «блинный стол» открыт. Во время всей этой церемонии все присутствующие гости стоят чинно и смирно вдоль стен, но когда тарелка разбивается, поднимается шум и гам и каждый старается также разбить что-нибудь из посуды. После традиционного угощения начинается общее веселье, заканчивающееся, как правило, на улице в присутствии ряженых. Молодожены часто поселялись в доме родителей супруга, но, как правило, впоследствии отселялись и большинство казаков жили малыми семьями. Большие патриархальные семьи сохранялись только у уральских казаков - старообрядцев, да и то не у всех. Однако и в случае отделения молодых пашня казачьей семьи все равно оставалась общей, хотя остальные статьи хозяйства (пасека, скот, домашняя птица, огороды) содержались раздельно. Это, впрочем, не мешало сохранять строгость и уважение в отношении между родителями и детьми. Авторитет старших («стариков») в казачьей среде был непререкаем, чему в немалой степени способствовало общественное мнение, сурово осуждавшее и даже наказывавшее сыновей, проявивших непочтение к родителям. Муж был главой семьи, но поскольку большую часть времени он проводил на службе, то фактической хозяйкой дома была жена. Уральские казаки, например, всех своих женщин, независимо от возраста, звали «родительницами». «Родительницы» вели домашнее хозяйство, занимались шитьем, вязанием, воспитывали детей и даже учили их грамоте. Женщины, особенно в староверских семьях, выступали главными хранительницами традиционного семейного уклада и обычаев. Поэтому вполне естественно, что внутри казачьих семей авторитет и положение женщины были достаточно высокими. Супружеская неверность в казачьих общинах осуждалась, хотя для казаков здесь допускались некоторые послабления. По отношению к неверным женам общественное мнение было беспощадным, вплоть до изгнания их из станицы или хутора. Но это случалось редко. Большей частью муж «защищал» свою честь с помощью кулаков, вожжей или нагайки с расплетенным концом (шлепком). Другим важным жизнеутверждающим событием в казачьем быту были крестины, которые отмечались как большой праздник. К этому дню готовилось специальное застолье. Сам обряд крещения проходил, как правило, в церкви. В это время родные и знакомые собирались в доме родителей новокрещенного. По окончании обряда хозяин дома усаживал гостей за стол: кум и кума садились на почетные места, прочие гости рассаживались по порядку, в соответствии с близостью к хозяевам. Затем начиналось обычное застолье с поздравлениями, добрыми пожеланиями и песнями. Предпоследним кушаньем всегда подавалась каша. В это время повивальная бабка угощала всех присутствующих водкой, причем каждый обязательно клал ей на поднос деньги на кашу, кто сколько может. Во время подачи последнего блюда - сладкого пирога - хозяин дома также обносил всех гостей вином и каждый вновь клал на поднос деньги на зубок новорожденному. По окончании угощения кум приглашал в гости к себе хозяина дома и всех присутствующих. Особенностью казачьих похорон является их подчеркнутый трагизм, усугубляемый непрерывным плачем и причитаниями об умершем (у казаков - выть с причетами). В этих причетах изливается горе плачущего и перечисляются все достоинства покойного. По окончании похорон, которые совершаются в соответствии с религиозными канонами, все присутствующие приглашаются родными усопшего к поминальному обеду. Накрываются несколько столов и приглашенные рассаживаются в соответствии со своим рангом: более почетные лица усаживаются за отдельный стол. Первое блюдо состоит всегда из блинов и кутьи. Перед каждым поданным блюдом все участники поминок встают и молятся об упокоении души усопшего. Водки на поминках подается очень мало, а у уральских казаков-староверов её вообще не было. После обеда все расходятся по домам. Торжественно обставлялись проводы казака на службу. Перед отправлением на сборный пункт казак (будь он новобранец или уже строевой) поочередно обходит всех своих родных и приглашает их к себе в дом. В день выступления родные, а вместе с ними и все, кто захотел проводить казака, приходят к нему в дом и угощаются (здесь водки не жалели). После угощения отъезжающий служивый выходит из-за стола и кланяется в ноги родителям, благодаря их за воспитание и прося у них благословения. Родители благословляют своего сына, причем отец, а иногда - дед читает ему наставление, как он должен служить верой и правдой Царю и Отечеству, не щадя живота своего. После этого все выходят во двор. Брат или отец подводят молодому казаку его коня в полном снаряжении. Казак кланяется коню в ноги, прося не выдать его в трудную минуту жизни: «Брат ты мой боевой, не выдай меня в трудную минуту, принеси домой». Затем он прощается с родными и садиться в седло, где выпивает прощальную в отчем доме чарку водки – «стремянную». Среди служилых казаков второй очереди была распространена традиция выпивать за околицей, но ещё в виду родной станицы или хутора, последнюю чарку – «забугорную» или «закурганную». Возвращение казаков со службы или из похода - это был праздник для всего поселка, станицы, хутора. Встречать казаков выходили далеко за околицу. Однако если в рядах возвращавшихся были погибшие, то существовал печальный ритуал сообщения близким о страшной для них трагедии. Не видя на привычном месте в строю своего казака, жена или мать естественно спрашивали: «А где мой Петр?!». Если тот был ранен или нездоров, так и отвечали, что в обозе. Если погиб, то говорили: «Сзади, матушка, сзади». И так до тех пор, пока последний в колонне, не говоря ни слова, не отдавал папаху погибшего. Тогда поселок оглашался плачем овдовевшей казачки и ее осиротевших детей. Смысл этого обычая заключается в том, что погибших в бою казаки продолжали числить в своих рядах. За них в некоторых станицах даже на поминках выпивали как за живых, чокаясь. Войсковым праздником Оренбургского казачьего войска является 6 мая (23 апреля по старому стилю) - день святого великомученика Георгия Победоносца - покровителя оренбургских казаков. История праздника ведет свое начало с восемнадцатого века. Одновременно с закладкой в 1743 г. крепости Оренбург переселенцами с Волги: самарскими, уфимскими и алексеевскими казаками была заложена казачья слобода, позднее получившая название Форштадт. По инициативе атамана Василия Могутова в 1746 г. здесь начинается строительство каменной церкви с престолом в честь Георгия Победоносца. Можно только предполагать об уже существовавшем особом отношении волжских казаков к этому святому покровителю воинов и борцов за православную веру. Тем не менее, 23 апреля 1756 г. Георгиевская церковь была освящена архиепископом Казанским и Свияжским Гавриилом, а сама слобода на какое- то время стала называться Георгиевской. С этого периода берет свое начало престольный, в честь святого Георгия, праздник казачьей слободы, который быстро распространился на всей территории Оренбургского казачьего войска и стал фактически всеобщим. К середине XIX в. сложился целый церемониал, согласно которому в 9 часов утра из войскового штаба торжественно выносилось Большое войсковое знамя, пожалованное императрицей Елизаветой Петровной в 1756 г. За ним в два рядя несли сорок два (включая древние - самарское и уфимское) знамени и значка - красноречивых свидетелей боевой славы оренбургского казачества. Шествие направлялось к Георгиевскому собору и сопровождалось пением гимна «Боже, царя храни». Вдоль маршрута от штаба до храма выстраивались казаки на конях. Следом за знаменами в красивых парадных мундирах шли войсковые генералы, офицеры, чины войскового правления, юнкера казачьего училища. Важно шествовали казачата-школьники, воспитанники гимназий и кадетских корпусов. По прибытии к Георгиевскому собору во внутрь вносились Большое войсковое и синее «Падуровское» знамя «За отличие в турецкую войну 1829 года». Служить молебен приглашался архиепископ Оренбургский и Уральский. Во время службы пели хоры Георгиевского собора и архиерейский. При провозглашении протодьяконом многолетия производился 31 выстрел из орудий льготной батареи. По окончании молебна архиепископ, сопровождаемый войсковым атаманом, обходил ряды казачьих частей и кропил их и все знамена святой водой. Затем все участники проходили церемониальным маршем перед развернутыми войсковыми святынями и торжественно относили их обратно в войсковой штаб. На войсковом дворе уже были выставлены столы с торжественным угощением для участников парада. Войсковой атаман поздравлял всех присутствующих с войсковым праздником и поднимал чарку за родное оренбургское казачество. Звучали тосты за царствующий дом, за Россию, за казаков-героев, за другие казачьи войска. После войскового «хлеба-соли» в Форштадте начинались народные гуляния с песнями, танцами, джигитовкой, военными играми и состязаниями молодежи. Строевые казаки, молодежь и казачата устраивали в своих возрастных группах соревнования в скачках, рубке лозы, владении конем. Отдельные участники праздника, демонстрируя свою удаль, бросались на конях с обрывистой кручи в холодный еще Урал и наперегонки переплывали его. Упражнялись в стрельбе. Для чего пускали по реке деревянные плотики с установленными на них мишенями, а в нескольких местах устраивались засады. Побеждала та засада, которая прежде всех успевала сбить цели. Атаман лично награждал победителей и отличившихся. Как правило, наградами были денежные премии, шашки, седла, конская сбруя, часы «серебряные и никелевые», казачья «справа». Современники с неизменным восторгом описывают колорит, красочность и удаль главного казачьего праздника, который являл собой не только захватывающее зрелище, но и демонстрировал неповторимую жизнерадостность и вольный дух казачества. Из народных праздников казаками особенно весело отмечалась масленица. Уральские казаки, например, на масленицу рядились в вывороченные наизнанку шубы и войлочные маски - «харюшки». Центральным событием масленичных гуляний было взятие снежного городка. У уральских казаков для этого строили снежную крепость, которую защищало ряженое «воинство», состоявшее из «арапов», «турок», разных «рыцарей» во главе с «генералом», роль которого поручали кому-нибудь из авторитетных и популярных казаков. «Гарнизон» крепости был вооружен громадными комьями снега, снежками, трещотками, свистками. Над крепостью развевались «знамена» и «штандарты» из женских платков и шалей. В некоторых станицах над крепостью устанавливали специальный флаг с названием поселка и датой сооружения снежной крепости. Штурмовали крепость конные казаки, собранные в несколько отрядов, соперничавших между собой. Они должны были, ворвавшись в крепость, овладеть флагом. Какому отряду это удавалось, тот признавался победившим. Казак, захвативший флаг и благополучно доставивший его распорядителю праздника, получал награду - шинель, фуражку или ремень. Остальные члены команды также получали призы, приготовленные поселковым правлением. Защитники снежной крепости старались отбить штурмующих, бросая в них комья снега, стараясь выбить их из седла снежками, длинными палками, метлами. Устроители крепости придумывали различные ловушки и препоны - то устраивали замаскированную яму, куда с головой проваливался первый, кто подбегал к крепостной стене, мазали часть стены дегтем. Случалось и так, что гарнизон отстаивал флаг и тогда награда в виде конфет, пряников и других сластей доставалась ему. Обязательным элементом масленичных гуляний были конные скачки и джигитовка казаков строевого возраста. К скачкам казаки начинали готовиться заранее, откармливая и холя лошадей, так как победитель, помимо морального удовлетворения и титула лучшего наездника, получал и ценный приз - комплект конской сбруи или полное форменное обмундирование. После завершения скачек казаки строевых разрядов показывали свое уменье владеть шашкой и пикой - рубили на полном скаку лозу, кололи соломенное чучело. Признанный лучшим рубака получал приз. Помимо приза, победа в рубке лозы выдвигала казака в число реальных претендентов на повышение в чине, особенно если на соревнованиях присутствовали высшие офицеры или атаман отдела. Молодые казаки охотно участвовали в джигитовке. Начиналась она с простых упражнений - соскакивания с коня на ходу, скачках спиной к движению лошади, стоя в седле. Затем переходили к более сложным номерам: «ножницы», пролезание под брюхом лошади на полном скаку, доставанием с земли платков с завязанными в них монетами и др. Верхом конного мастерства считалось групповое упражнение, когда двое конных казаков клали себе на плечи перекладину, а третий на полном галопе крутил «солнце», подтягивался или делал «выход силой». Девушки и молодые женщины на масленицу развлекались катанием на качелях («скакелях»), состоящих из крепкой длинной доски, положенной серединой на довольно высокие козлы. У казаков также существовал обычай сооружать во время масленицы «корабль» из нескольких саней с подмостками. В центре возвышалась мачта, притянутая канатами к краям подмостков. На подмостках располагались ряженые и музыканты, которые пели, играли, угощались водкой. На верху мачты, на надетом на нее колесе, стояла наряженная женская фигура, символизировавшая госпожу «Масленицу». Из других персонажей масленичных гуляний фигурировали «мадам Масленица» и её муж, которых изображали двое ряженых - старик со старухой, восседавшие на санях, в которые был запряжен бык. Верхом на быке, лицом к «супругам» сидела вторая старуха, изображавшая лихую свекровь, цель которой - поссорить «любезных супругов». В свободное время казаки любили посостязаться в остроумии. Состязались двое, а вокруг них собиралась толпа «болельщиков». Они криком и смехом выражали одобрение тому, кто побеждал в искусстве острословия. Если один из участников состязания начинал сердиться, он считался проигравшим и под общий смех и улюлюканье уходил с арены. Любимым пасхальным развлечением молодежи было «катание яиц». Религиозной святыней православных оренбургских и уральских казаков была самая почитаемая в нашем крае и известная во всей России чудотворная икона Табынской Божьей Матери. Только на начало крестного хода, которое приходится на девятую пятницу после Пасхи, в село Табынское Стерлитамакского уезда Уфимской губернии стекалось свыше 20 тысяч верующих. Это был самый продолжительный крестный ход в России. Длился он от семи до десяти месяцев и проходил по территориям Уфимской, Оренбургской, Уральской, Саратовской и Самарской губерний. По мнению исследователей, Табынская икона представляет собой одну из ранних копий известной Казанской иконы Божьей Матери и относится к 80-м гг. XVI в. Написана она была для Вознесенской пустыни, что находилась в восемнадцати верстах от Табынской крепости, казаки которой молились ей перед отражением башкирских набегов. Побывала она и на фронтах Первой мировой войны, в частях Оренбургского казачьего войска. Последний крестный ход прекратился осенью 1919 г. в станице Нежинской под Оренбургом. Здесь проходил фронт. Отряд красногвардейцев силой оружия разогнал богомольное шествие и разграбил весь обоз, включая золотой и серебряный оклады самой иконы. Преследовавшие красных казаки А.И. Дутова выбили их из Нежинской, а саму святыню нашли в пыли на дороге. Далее - горький и кровавый путь отступления в Китай. В дневнике А.И Дутова осталась запись: «…вынесли только оружие, патроны и Икону». Табынская икона Божьей Матери, вплоть до 60-х гг. XX в., находилась в православном храме города Кульджа, откуда исчезла во времена китайской «культурной революции». До настоящего времени не нашли подтверждения версии ни о ее гибели, ни о ее вывозе казаками в Америку или Австралию. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Глава IX Первая мировая война и Октябрьский переворот 1917 г. в истории оренбургского и уральского казачества В начале XX в. казачество представляло собой мощную силу не только в военном отношении. К началу Первой мировой войны в России насчитывалось одиннадцать казачьих войск - Донское, Кубанское, Терское, Астраханское, Уральское, Амурское, Забайкальское, Оренбургское, Семиреченское, Сибирское, Уссурийское, кроме того, существовал Якутский казачий полк, а летом 1917 г. из иркутских и красноярских казаков было образовано Енисейское казачье войско. Общая численность казаков в России превышала 4434 тысяч человек. Территории казачьих войск управлялись автономно и зачастую не совпадали с административным делением Российской империи: так, территория Астраханского войска тянулась на 900 верст от Каспия до Саратова, пересекая границы 3-х губерний: Астраханской, Саратовской и Самарской. Первая мировая война потребовала максимальной мобилизации всех материальных и людских ресурсов России. Естественно, что на военно-служилое сословие - казаков - основные тяготы военного времени легли особенно большим грузом. К началу 1917 г. на военной службе находилось в общей сложности 320 тысяч казаков, из них из Оренбургского войска – около 60 тысяч, (11,26% войскового населения), из Уральского - более 13 тысяч (7,8% населения). На базе казачьих войск было создано большое количество кавалерийских воинских частей: в Оренбургском - 18 конных полков, 1 отдельный конный дивизион, 47 отдельных сотен, 9 батарей; в Уральском - 9 конных полков, 10 отдельных сотен, 1 артиллерийский дивизион и 2 батареи. В августе началась крупная операция в Восточной Пруссии, в ходе которой 1-я русская армия генерала П.К. Ренненкампфа и 2-я армия генерала А.В. Самсонова в ходе Гумбиненского сражения 7-8 августа вынудили отступить за Вислу 8-ю германскую армию генерала фон Притвица. Но в итоге, вследствие несогласованности в действиях русских командующих, оправившиеся германские войска по частям разбили русские армии. Во время отступления русских из Восточной Пруссии в окружении оказался №2 воеводы Нагого Оренбургский казачий полк. В бою полк потерял половину своего личного состава и всех коней, но сохранил знамя, которое вынесли из окружения группа казаков во главе со старшим урядником А. Прочанкиным. За этот подвиг казаки получили Георгиевские кресты 4-й степени. Особенно отличились оренбургские казаки в Галицийском сражении. Уже 2 августа 1914 г. №3 Уфимско-Самарский полк Оренбургского казачьего войска, находившийся в составе действующей армии, у польской деревни Демыня нанес первое поражение противнику. В этом сражении отличился №1 Оренбургский казачий полк полковника Л. Тимашова, 8 августа в бою у д.Ярославцы разгромивший колонну австрийской пехоты и взявший первых пленных. 9 августа 1914 г. из Оренбурга на фронт ушел №7 казачий полк. Еще ранее была сформирована и выступила на фронт оренбургская казачья дивизия в составе четырех 6-сотенных полков (№№9,10,11 и 12) с артиллерийской №5 батареей. Командовал дивизией генерал-лейтенант М.Г. Михеев. 14 августа дивизия вошла в состав 6-й русской армии Северо-Западного фронта и направлена под Петроград на оборону побережья Финского залива. Но в октябре 1914 г. оренбургскую казачью дивизию перебросили на Юго-Западный фронт, где она вошла в состав 8-й русской армии. В октябре-ноябре 1914 г. на территории Польши происходили два крупных сражения: Варшавско-Ивангородское и Лодзинское. В этих сражениях участвовали и блестяще себя проявили казаки №3 Уфимско-Самарского и №5 им. Атамана Могутова Оренбургского полков. Уральская казачья дивизия (№№4, 5, 6 и 7 уральские полки) под командованием генерала Кауфмана участвовала в Галицийской операции августа-сентября 1914 г. В ходе этой операции была разгромлена австро-венгерская армия и русские войска вошли в Галицию. В частности, №1 Оренбургский казачий полк Л. Тимашева отличился тем, что наголову разбил 3-ю австрийскую кавалерийскую дивизию генерала Зарембы, лишив тем самым австрийцев их лучшей конницы. В ответ немцы начали наступление в районе Ивангорода. В Варшавско-Ивангородской операции октября 1914 г. казаки №14 Оренбургского полка в составе гарнизона обороняли Ивангород от немцев. В октябрьском наступлении 1914 г. в составе 4-й русской армии успешно действовала уральская казачья дивизия генерала Стенбока. Отличились казаки и в ноябре-декабре 1914 г. во время отступления русской армии. В одном из боев 12 ноября 1914 уральский казачий полк захватил австрийскую артиллерийскую батарею, возродив тем самым артиллерию, упраздненную в Уральском войске после восстания Пугачева. За этот подвиг уральцы были отмечены благодарственной телеграммой Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и награждены Георгиевскими крестами (по пять крестов на сотню). 1915 год - год тягчайших испытаний для всей русской армии (год Великого отступления). 25 января - 13 февраля начинается наступление немецких войск в Восточной Пруссии. Русским приходилось вести тяжелые оборонительные бои. В одном из таких боев 11 февраля у д.Зелены №3 Уральский казачий полк нанес поражение германской пехоте. 17 февраля 1915 г. начинается контрнаступление русской армии, в ходе которого немцы вновь были загнаны на территорию Восточной Пруссии. 11-я русская армия, в составе которой воевал №1 Уральский казачий полк полковника Бородина, блокировала г.Перемышль и 9 марта 1915 г. заняла его. Первым комендантом захваченного города был назначен полковник Бородин. Общая неподготовленность русской армии к операциям 1915 г. привела к отходу русских войск на линию Сандомир-Перемышль и оставлению Галиции. В это время казачьи соединения постоянно находились в боях. №№7, 13, 14, 15, 16, 17 и 18 Оренбургские казачьи полки выполняли функции корпусной конницы. Они вели арьергардные бои, разведку, охрану штабов и коммуникаций. 23 июня 1915 г. оренбургская казачья дивизия в районе местечка Маневичи атаковала и обратила вспять германские войска. Три сотни казаков под командованием есаула Глебова нанесли поражение превосходящим силам австрийцев и заставили их отступить. Действия казаков-оренбуржцев были высоко оценены генералом Брусиловым в приказе от 7 сентября 1915 г. С не меньшей отвагой сражались и уральские казаки. 25 июня сотня №5 Уральского полка у деревни Борковизны атаковала противника с целью облегчить наступление русской пехоты. В конном строю уральцы прошли три линии окопов и выбили оттуда батальон неприятельской пехоты. В годы Первой мировой войны русское командование вновь обратилось к опыту ведения партизанской войны в тылу врага. В конце августа 1915 г. по приказу командующего Юго-Западным фронтом из казачьих подразделений 8-й, 9-й и 10-й армий было сформировано 11 партизанских отрядов общей численностью 1700 человек. В числе отрядов, сформированных на Юго-Западном фронте, действовал партизанский отряд оренбургской казачьей дивизии, состоящий из 157 казаков и шести офицеров. 10 октября 1915 г. партизаны-оренбуржцы совместно с другими партизанскими отрядами разгромили неприятельский гарнизон в селе Кухтотская Воля, состоящий из трех взводов егерей, двух драгунских эскадронов, рабочей роты, артиллерии и саперов. В ночном рукопашном бою немцы потеряли 400 человек, весь обоз, лошадей и было захвачено 5 пленных. Потери партизан были минимальны - один убит, 30 ранено и двое пропавших без вести. В ночь на 15 ноября пять партизанских отрядов, из которых один был оренбургский, напали на штаб немецких войск, расквартированный в с.Невель на Припяти. Гарнизон Невеля состоял из батальона 271-го пехотного резервного полка, штаба этого полка, санитарной полуроты, санитарной команды и эскадрона кавалерии. Внезапным налетом в течение часового боя Невельский гарнизон был уничтожен. В плен был взят командир 82-й немецкой дивизии генерал Фобариус. Потери казаков составили шесть человек убитыми и 50 ранеными. За успешную операцию командир оренбургского отряда, подъесаул №11 Оренбургского полка Николай Мензелинцев был награжден Георгиевским оружием. Основной задачей казаков-партизан были диверсии в тылу врага. За взрыв железнодорожного моста старший урядник оренбургского полка Илья Рябчиков был награжден Георгиевским крестом 3-й степени. Казаки №13 Оренбургского полка Максютов, Трушин, Лебедкин и Сероватов за взрыв железнодорожного полотна и уничтожение телеграфной линии на протяжении одной версты были награждены Георгиевскими крестами 4-й степени. Зимой 1915-1916 гг. русское командование ведет усиленную подготовку к наступлению. Основное направление удара было определено на Вильно. Но по просьбе стран Антанты сроки подготовки наступления были сокращены и 22 мая 1916 г. началось наступление 7-й, 8-й, 9-й и 11-й армий Юго-Западного фронта (знаменитый Брусиловский прорыв). В составе 8-й армии находилась оренбургская казачья дивизия генерала Михеева и №1 Уральский казачий полк полковника Бородина. 27 мая уральские казаки в районе д.Порхово-Субжец в конном строю с налета взяли два орудия и 483 пленных австрийца. 28 мая №3 Уфимско-Самарский полк у д.Борятин атаковал передовые австрийские части. 2 июня №1 Уральский полк во главе со своим командиром атаковал противника у д.Гниловоды и захватил в плен 24 австрийских офицера 1200 солдат, 400 нижних чинов германского 20-го егерского резервного батальона, взял три орудия и два пулемета. В этих же боях отличились №11 и №12 Оренбургские полки полковника Серова и войскового старшины Доможирова. Они провели контратаку и обратили в бегство немцев. 8 июня оренбургская казачья дивизия совместно с 11-й кавалерийской дивизией у местечка Блиново атаковав противника в конном строю захватили 11 легких и одно тяжелое орудие, а 15 июля у д.Ванеево №10 и №11 Оренбургские казачьи полки атаковали неприятельскую пехоту и взяли в плен 830 солдат и офицеров и захватили 16 полевых орудий. 14 августа в войну на стороне Антанты вступила Румыния. Но ее слабая армия не смогла остановить немцев и они заняли Бухарест. Чтобы стабилизировать положение, русское командование перебросило на румынский участок фронта 35 пехотных и 11 кавалерийских дивизий, в том числе оренбургскую казачью и №1 и №3 Оренбургские казачьи полки. Во время Первой мировой войны русская кавалерия пополнялась в основном за счет казаков. Только в 1916 г. в казачьи части прибыло 72732 казака, а в регулярные кавалерийские части - 24278 человек. На 1 января 1917 г. казачья кавалерия составляла 70% всей русской конницы. Война тяжело сказалась на положении казачьих семей. Приобретение строевого коня, обмундирования и амуниции даже для казака среднего достатка становилось непосильным делом. По представлению Казачьего Штаба Походного Атамана всех казачьих войск правительство принимает ряд постановлений, облегчающих положение казаков. Приказом Военного Совета от 18 февраля 1916 г. за утраченного коня выдавалась компенсация: для Уральского войска - 115 руб., для Оренбургского - 165 руб. 1 апреля 1916 г. Совет Министров установил денежные пособия казакам, подлежащим призыву, в размере 200 руб. Молодым казакам и казакам 3-й очереди - 300 руб. Основные казачьи силы были заняты на фронтах Мировой войны, а оставшиеся в тылу казаки продолжали исправно нести внутреннюю службу. Но теперь, вопреки существующей традиции, она вызывала глухое недовольство казаков, которые начинали тяготиться ею и стыдиться её. Все чаще и чаще в канцелярию Походного Атамана поступали рапорты Войсковых казачьих атаманов, в том числе, Оренбургского и Уральской войск, с просьбой о замене тыловых частей и об отправке их на фронт. Так, в рапорте от 12 ноября 1916 г. Войсковой наказной атаман Оренбургского казачьего войска докладывал Верховному Главнокомандующему, что казаки и офицеры оренбургских частей, расквартированных в Туркестане и Финляндии, считают себя «обиженными» и требуют их отправки в действующую армию. Поэтому становится понятной ярость оренбургских и уральских казаков, брошенных на подавление казахского восстания под руководством Амангельды Иманова, вспыхнувшего летом 1916 г. Для этого были мобилизованы все старшие возрасты, а, кроме того, сняты с фронта №7 и №13 Оренбургские казачьи полки и 3-я оренбургская батарея. В январе 1917 г. в связи с активизацией турецких войск в Закавказье возникла необходимость усиления конницей Кавказского фронта. С этой целью из казачьих полков Северо-Западного и Юго-Западного фронтов были сформированы четыре казачьих дивизии (в т.ч. 2-я оренбургская в составе №№14, 15, 16 и 17 полков). Правда, дивизия не успела закончить формирование (началась революция и развал фронта) и на Кавказ не попала. Февральскую революцию 1917 г. и отречение императора Николая II в казачьих частях, вопреки ожиданиям, приняли довольно сдержанно. Во всяком случае, ни одного открытого выступления против новой власти не было зафиксировано. Знаменитый приказ №1 Петроградского Совета, направленный на демократизацию армейских порядков, особого ажиотажа в казачьих частях тоже не вызвал, поскольку взаимоотношения казаков со своими офицерами и до этого были гораздо теснее, чем в солдатской среде. Не выказывало открытого сопротивления случившемуся и казачье офицерство, воспитанное в духе повиновения вышестоящей власти и традиционно индифферентное к всякого рода политическим коллизиям внутри страны. Вообще какой-либо политической агитации, как справа, так и слева, казаки поддавались очень слабо и внешние перемены проявлялись на первых порах в основном в символике: из казарм удалили портреты особ царской фамилии и символы свергнутой монархии. Одновременно начинается прославление настоящих и прошлых борцов с монархией или конкретно с Романовыми. В Уральском казачьем войске вновь стали с похвалой отзываться о Пугачеве и пугачевщине, а само войско снова было переименовано в Яицкое. В Оренбургском войске специальным решением Круга 22 апреля 1917 г. было утверждено новое знамя: к древку прикреплялось красное полотнище и отдельно две синие ленты; на одной стороне полотнища было изображение Святого Георгия Победоносца и надпись «Свободное казачество», на другой – «Да здравствует свободная Россия». Для всех делегатов Круга было обязательным ношение нарукавных красных повязок. Казалось, революционная пропаганда делала успехи, но при этом абсолютное большинство рядовых казаков, да и офицеров не понимали смысла происходившего в стране. Первоочередной проблемой весной 1917 г. в казачьих войсках стала проблема организации власти. Впервые же революционные дни стала очевидной слабость прежней системы управления войсками: казачье самоуправление к этому времени было сведено до минимума, а назначавшиеся правительством атаманы войск и отделов были, как правило, хорошими военными и администраторами, но плохими политиками. Они предпочитали не действовать, а ждать приказов сверху. Не лучше обстояло дело и в строевых частях: казачьи офицеры, привыкшие жить по уставу и строго выполнять приказы высших командиров, оказались совершенно не способными политически руководить казаками и воспитывать их в новых условиях. Чаще всего офицеры не могли разъяснить казакам смысла происходящего (да и сами не всегда понимали его), а потому на митингах оказывались совершенно беспомощными перед революционными ораторами. В этих условиях казаки сами пытались разобраться в обстановке, главным образом, через многочисленные газеты и митинговых ораторов. Очень скоро под влиянием внешней пропаганды в их сознании окончательно оформляется идея о несовершенстве прежнего социального устройства и необходимости коренной ломки жизни. Особенно больно по самолюбию казаков били постоянно звучавшие с трибун и газетных полос упреки в использовании царизмом казаков в качестве полицейской силы. Поэтому не случайно одним из основных требований, предъявленных Временному правительству кругом Оренбургского казачьего войска, состоявшимся в сентябре 1917 г., было требование об освобождении строевых казачьих частей от полицейской службы. С таким же требованием в октябре 1917 г. выступил и 6-й полк уральской казачьей дивизии. Но пожалуй ни один документ Временного правительства не вызвал такого противоречивого к себе отношения в казачьей среде, как «Декларация» от 3 марта 1917 г., в которой говорилось об отмене всех сословных ограничений. Оценка этой «Декларации» явилась той лакмусовой бумагой, на которой проявился внутренний раскол среди самих казаков. За отмену сословий высказалась значительная часть Сибирского, Забайкальского, Амурского, Уссурийского казачьих войск. Против выступило большинство уральских казаков, даже отозвавших своего депутата Кулакова из Совета Союза казачьих войск, где он выступал за отмену сословных различий. Ярким проявлением этого раскола стало возникновение двух диаметрально противоположных по своей политической ориентации казачьих организаций: левого Центрального Совета трудового казачества и консервативного Совета Союза казачьих войск, председателем которого летом 1917 г. избирается войсковой старшина Оренбургского казачьего войска Александр Ильич Дутов. К этому времени Дутов уже был известен как боевой офицер, командир №1 Оренбургского казачьего полка, имевший награды, перенесший ранение и две контузии на фронте, неплохой оратор. Другим важным вопросом, который будоражил казачьи умы, был вопрос об организации управления казачьими войсками. К лету 1917 г. на казачьих территориях сложилась ситуация, которую современники характеризовали как самое настоящее «троевластие»: комиссары Временного правительства, советы и собственно казачьи органы управления. Из них комиссары оказались наиболее беспомощными. Советы же напротив, самым активным образом вмешивались во все вопросы экономической, социальной, политической жизни, прибирали к своим рукам вопросы местного самоуправления. Однако, действовали эти советы параллельно с органами казачьего самоуправления и серьёзным авторитетом не пользовались, а потому с самого начала они сливаются с советами рабочих и солдатских депутатов: так было в Оренбурге и Уральске, в советы которых казаки входили на правах особой секции. С целью подчинить своему влиянию казачество страны в целом, эсеро-меньшевистский ЦИК советов создал в своем составе 12 июля 1917 г. казачью секцию, председателем которой был избран есаул №7 Оренбургского казачьего полка А.Г. Нагаев. Отношение казаков к советам на первых порах было вполне лояльным, но по мере их большевизации меньшая часть казаков (в основном - фронтовики) выступили в их поддержку, тогда как большинство отдало предпочтение собственно казачьим органам самоуправления. Реорганизация этих органов началась сразу же после Февральской революции: прежние назначенные царём атаманы были смещены, новых атаманов казаки уже выбирали сами, причем, для большинства казачьих войск Азиатской России это была совершенно новая традиция. 27 апреля 1917 г. на Круге Оренбургского казачьего войска впервые, за всю историю его существования, был избран войсковой атаман - генерал Н.П. Мальцев, до этого - атаман 1-го Оренбургского отдела. На этом Круге также было принято постановление о введении в действие «Положения о самоуправлении Оренбургским казачьим войском». Органами войскового самоуправления были признаны: Войсковой Круг с избираемой им Войсковой Управой, Окружной Съезд с Окружной Управой, Станичный Сход со Станичной Управой, Поселковый Сход с Поселковым Правлением. Вместо имевшихся ранее трех отделов - Оренбургского, Верхнеуральского и Троицкого - были созданы четыре округа: Оренбургский, Верхнеуральский, Троицкий, Челябинский. Аналогичные преобразования проводились и в Уральском войске, правда, со своей спецификой. Войскового атамана уральцы избирать не стали, мотивируя свое решение тем, что они не хотят, чтобы власть в войске принадлежала одному лицу. Поэтому главным хозяином в войске стал Войсковой Съезд или Войсковой Круг, в который входили депутаты от всех 33 уральских станиц, по два от каждой. Войсковой Съезд избирал Войсковое Правительство, являвшееся чисто исполнительным органом. Весной-летом 1917 г. на повестку дня общественно-политической жизни страны впервые был поставлен вопрос о «расказачивании». Инициаторами постановки этого вопроса выступили лидеры либеральных партий, которые, ещё будучи в оппозиции к царскому правительству, всячески старались создать казакам репутацию «царских опричников» и «душителей свободы». Удивительно, но лозунг «расказачивания» встретил сочувственное отношение у части казаков, которые видели в нем уравнивание казаков в отношении военной службы и несения других повинностей с остальным населением России. Показателен в этом отношении пункт 2 наказа делегату Сибирской казачьей дивизии на съезд в г.Омске от 17 апреля 1917 г.: «…Казаки желают отбывать воинскую повинность наравне со всеми сынами России» Временное же правительство под «расказачиванием» понимало уравнивание казаков с крестьянами в пользовании землей, но подходило к решению этого вопроса довольно двусмысленно: в воззвании от 7 апреля 1917 г. оно заявило, что «права казаков на землю, как они сложились исторически, остаются неприкосновенными», но одновременно обещало иногородним, что Учредительное Собрание также удовлетворит их «исторические права» на землю, хотя в данном случае речь шла об одних и тех же землях. Воспользовавшись этим обещанием, крестьяне в ряде мест начинают самочинно захватывать казачьи земли, чем сразу же резко сокращают число сторонников расказачивания среди казаков. Проявлением реакции казаков на непоследовательность Временного правительства в земельном вопросе было усиление казачьего сепаратизма и поддержка выдвинутой А.М. Калединым идеи создания казачьей федерации от Дона до Владивостока. Позже, обосновывая эту идею, А.И. Дутов, в своих выступлениях подчеркивал, что казаки должны считать себя совершенно особой нацией. Одним из важнейших вопросов общественно-политической жизни страны был вопрос о войне и мире, для казачества, практически поголовно мобилизованного, стоявший особенно остро. И хотя и в условиях повсеместного развала армии казачьи части продолжали сохранять дисциплину и боеспособность (А.И. Деникин особо отмечал отсутствие у казаков дезертирства), но они страшно устали от войны и абсолютно не желали выполнять полицейские функции. Именно так расценили казаки попытку ген. Л.Г. Корнилова установить в стране военную диктатуру (несмотря на то, что Корнилова поддерживал Совет Союза казачьих войск): они готовы были отдать жизнь за Отечество, но на фронте, а поднимать оружие против собственного народа не хотели ни под каким видом. После выступления генерала Л.Г. Корнилова отношения А.И. Дутова с главой Временного правительства А.Ф. Керенским стали на грань разрыва. А.Ф. Керенский, фактически давший «добро» Л.Г. Корнилову на его выступление, затем полностью отрекся от мятежного генерала. Более того, А.И. Дутов, как председатель Совета Союза казачьих войск, был вызван к министру-председателю, где от него чуть ли не под угрозой тюремного заключения потребовали подписать обвинение генералов Корнилова и Каледина в измене. В категорической форме Дутов отказался подписывать эту бумагу и выехал в Оренбург. В сентябре 1917 г. в Оренбурге собрался чрезвычайный войсковой Круг Оренбургского казачьего войска. Тайным голосованием на должность войскового атамана был избран войсковой старшина А.И. Дутов, получивший 111 голосов. Уже в новой должности атаман Дутов выехал в Петроград с докладом Временному правительству о положении дел в Оренбургском крае. Там он имел две встречи с лидерами большевиков - В.И. Лениным и Л.Д. Троцким - и пытался говорить с ними, но, как вспоминал позже сам атаман, «ничего хорошего из разговоров этих не вышло». Провал попытки Корнилова в установлении военной диктатуры и последовавший затем 7 ноября (по новому стилю) большевистский переворот казаки встретили неоднозначно. На фронте победу большевиков если не приветствовали, то и не противились ей. Этому в немалой степени способствовал «Декрет о мире», благодаря которому в войсках стали популярны и некоторые другие большевистские лозунги. Принимая их, некоторые казаки 1-й и 2-й оренбургских казачьих дивизий были даже не против признания Советской власти. Точно так же поступали на фронте и казаки других казачьих войск. В целом, в конце 1917 г. ни одна казачья часть, из находившихся в действующей армии, не выступила против Октябрьского переворота Сложнее обстояло дело в тылу, где новую власть рассматривали не только сквозь призму «Декрета о мире», но и с учетом других направлений её деятельности. Здесь на первом месте стоял вопрос о перераспределении земли, хотя на первых порах советское правительство пыталось действовать очень осторожно. Тем не менее, на территориях Оренбургского и Уральского казачьих войск установление новой власти происходило в обстановке острой борьбы. Сразу же после получения известия об октябрьском перевороте в Петрограде комиссар Временного правительства в Оренбурге Н.В. Архангельский передал всю военную власть на территории губернии войсковому атаману А.И. Дутову. 9 ноября город объявляется на военном положении. В приказе войскового атамана подчеркивалось, что правительство Оренбургского казачьего войска считает захват власти большевиками преступным и окажет полную поддержку Временному правительству. По городу прокатывается волна митингов солдат пехотных запасных полков оренбургского гарнизона, а рабочие железнодорожных мастерских объявляют забастовку. Силами 1-го запасного казачьего полка пехотные части были разоружены и распущены. Под охрану взяты все важные объекты, закрыта городская большевистская газета «Пролетарий». Из представителей общественности города, антибольшевистских общественных организаций и партий г.Оренбурга создается особый орган - Комитет Спасения Родины и Революции во главе с А.И. Дутовым. В ночь с 14 на 15 ноября в Караван-Сарае проводится заседание Оренбургского Совета рабочих и солдатских депутатов в количестве 125 человек, на котором создается военно-революционный комитет во главе с только что возвратившимся из Петрограда С.М. Цвиллингом. Ревком издает приказы о переходе власти в руки Советов, о создании красной гвардии и об аресте атамана Дутова. В ответ, по распоряжению А.И. Дутова, все участники собрания были арестованы. Лидеры большевиков отправлены в тюрьму, а остальные разосланы по станицам как «призывавшие к неподчинению Временному правительству и подготовлявшие вместе с другими большевиками вооруженное выступление солдат». Станичным атаманам предписывалось «содержать препровождаемых впредь до суда под строгим надзором, не допуская ни побега их, ни каких-либо к ним посетителей. Содержать в теплых помещениях, кормить так, как едят и сами казаки - небогато, но и неголодно, - и не допускать над ними никаких недостойных казаков насилий». Однако все задержанные вскоре были отпущены по домам. Арестованные же большевики бежали из-под стражи и вновь активно включились в борьбу против оренбургского Атамана. Между тем, силы большевиков быстро росли, а по мере установления Советской власти в Поволжье и на Урале территория Оренбургского войска все более изолировалась. По призыву Совнаркома в ноябре 1917 - январе 1918 гг. местные Советы Приуралья и Поволжья формируют большое количество отрядов красной гвардии специально для подавления выступления А.И. Дутова. В г. Бузулуке чрезвычайный комиссар П.А. Кобозев организует блокаду железной дороги и приступает к формированию крупной ударной группировки для наступления на Оренбург. Перед войсковым правительством остро встает вопрос об организации отпора и сохранении порядка в городе. Однако большинство казаков заняли выжидательную позицию, объявили нейтралитет и стали отказываться от мобилизации. Пришлось делать ставку на добровольцев, среди которых преобладали офицеры, юнкера, учащаяся молодежь и даже воспитанники кадетских корпусов. Понимая, что этой силы абсолютно недостаточно, А.И. Дутов попытался привлечь к защите края казаков-фронтовиков. 13 декабря 1917 г. им была издана директива оренбургским казачьим частям, находящимся на фронте, по которой предписывалось оренбургским казакам возвращаться на территорию войска с оружием, боеприпасами и всем воинским снаряжением. Однако этот расчет не оправдался, поскольку переброска частей с фронта через всю страну, где творился хаос, и практически повсеместно распоряжались советы, была затруднена. В итоге оренбургские полки и сотни прибывали с фронта запоздало, разоруженными и уставшими от войны. Большее упорство в сохранении оружия проявили казаки-уральцы. 1-й и 8-й льготные полки под командованием полковника Курина прорывались домой с боями, а под Самарой вообще выгрузились из эшелона и походным порядком прибыли в родной Уральск. Точно так же поступил и №3 Уральский казачий полк участника корниловского выступления полковника М.Ф. Мартынова, который прошел в Уральск из Пскова через всю Россию. Следом прибыли 9-й полк и Гвардейская сотня, значительно утратившая свой бравый вид. Последним в Уральск прибыл полковник В.С. Толстов во главе отряда из 23 казаков. По пути домой Толстов успел побывать на Дону и встретиться с атаманом Калединым. Но это отнюдь не означало, что уральские казаки готовы были драться с Советами: просто фронтовики не желали никому подчиняться и, добравшись домой, надеялись отсидеться в этом лихолетье. Весьма показательны здесь события в Уральске, где при попытке создания белой гвардии вспыхнул инцидент между гимназистами и казаками-фронтовиками льготной Уральской дивизии, в результате которого фронтовики разгромили белый штаб, а попутно разграбили несколько магазинов и складов. Настроения казаков-фронтовиков оказывали решающее влияние на ситуацию в организации отпора советам и обороны Оренбурга. Хотя Круг Оренбургского войска в декабре 1917 г. в большинстве своем решил бороться с Советской властью и поддержал атамана А.И. Дутова (против выступили только делегаты-фронтовики во главе с подъесаулом И.Д. Кашириным и бывшим членом Государственной Думы Т.И. Седельниковым), но реальных средств для выполнения своего решения не дал. Объявленная в войске мобилизация казаков фактически провалилась. Реальные силы, которыми располагал атаман Дутов, в конце 1917 г. составляли 2-2,5 тысячи добровольцев, в большинстве - офицеры, юнкера и гимназисты. С ними А.И. Дутов и начал борьбу против Советской власти. В немалой степени пассивности казаков на начальном, самом важном этапе организации сопротивления большевизму, способствовали и первые постановления Советской власти. Так, в одном из первых декретов - о земле подчеркивалось: «Земли рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуются». 25 ноября 1917 г. Совнарком, заслушав сообщение В.И. Ленина о посещении его делегацией Совета Союза казачьих войск, принял специальное обращение «От Совета Народных Комиссаров - трудовым казакам», в котором говорилось, что Советская власть хочет освободить трудовое казачество от «кабалы атаманов» и призывает к созданию Совета казацких депутатов. 30 ноября СНК заявил, что поддержит все декреты, ставящие своей задачей «освободить трудовых казаков от всех видов кабалы и обеспечить им возможность достойного человеческого существования». 9 декабря СНК обнародовал постановление об отмене обязательной военной повинности казаков и о том, что государство берет на себя обмундирование и снаряжение казаков, призываемых на службу. В обращении «Ко всему трудовому казачеству», опубликованном за подписью В.И. Ленина, говорилось, что правительство ставит своей ближайшей целью «разрешение земельного вопроса в казачьих областях в интересах трудового казачества и всех трудящихся на основе советской программы и принимая во внимание все местные и бытовые условия и в согласии с голосом трудового казачества на местах». Как показало уже ближайшее будущее, все эти документы имели пропагандистский характер и были направлены на нейтрализацию казачества в период установления Советской власти. Именно поэтому большевики оперативно старались доводить их до сведения казаков, провоцируя раскол и недоверие к собственным лидерам. Предпринятые Совнаркомом пропагандистские ходы были мощными и имели свое воздействие, в первую очередь, на сознание казаков - фронтовиков, уставших от войны и неразберихи. Соответствующей была и их реакция на события первых послереволюционных месяцев. Так, 18 января 1918 г. Челябинский уездный казачий Круг, в ответ на приказ окружного атамана Половникова о мобилизации, постановил мобилизацию не проводить и потребовал прекращения гражданской войны и отозвания боевых сил обеих сторон. Такой же была реакция казаков станицы Сакмарской и некоторых других оренбургских станиц. В итоге, к началу 1918 г. атаман А.И. Дутов реально мог рассчитывать на три запасных казачьих полка, расквартированных в Оренбурге, Верхнеуральске и Троицке; дружину добровольцев из гимназистов и чиновников и отряд из 120 армейских офицеров, тайно прибывших в Оренбург из Москвы. Самая трагическая страница в истории Оренбургского и Уральского казачьих войск и всей России была открыта. Установление Советской власти по сценарию и в идеологических рамках большевистской теории делало гражданскую войну неизбежной. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Глава X Казачество Урала в Гражданской войне (1918-1920 гг.) Для борьбы с атаманом Дутовым из Петрограда на Южный Урал был переброшен сводный Северный летучий отряд революционных солдат 17-го Сибирского полка и балтийских моряков под командованием мичмана С.Д. Павлова, а также красногвардейские отряды из Самары (В.К. Блюхер), Екатеринбурга (П.З. Ермаков), Перми, (А.Л. Борчанинов), Уфы, Бузулука, Москвы и других городов. В г.Бузулуке была сформирована мощная ударная группировка под командованием чрезвычайного комиссара Совнаркома П.А. Кобозева. 29 января 1918 г. многократно превосходящие силы красных в районе станции Каргала нанесли серьезное поражение защитникам Оренбурга и 31 января захватили город. А.И. Дутов отдал приказ отступать вглубь территории Оренбургского войска - к Верхнеуральску, но значительная часть его сил во главе с начальником Оренбургского юнкерского казачьего училища генерал-майором Слесаревым по ряду причин была вынуждена уйти походным порядком на территорию Уральского войска, которое в тот момент заняло выжидательную позицию и старалось демонстрировать лояльность к Советам. В надежде избежать военного столкновения, уральским казакам войсковым атаманом было запрещено даже ношение погон. Поражение под Оренбургом сильно подорвало моральный дух и дисциплину в оренбургских казачьих частях. Многие офицеры и казаки по одиночке рассеялись по станицам и хуторам. Около двух тысяч человек под командованием А.И. Дутова какое-то время еще пытались сражаться на территории Верхнеуральского округа. Но силы были далеко не равными. На проходившем в феврале 1918 г. в Верхнеуральске Чрезвычайном Войсковом Круге стали звучать даже отдельные предложения помириться с большевиками, снять погоны и разойтись по домам. В этих условиях А.И. Дутов три раза ставил на голосование вопрос о сложении с себя полномочий Войскового атамана, но Круг категорически заявил о полном доверии и поддержке позиции атамана на борьбу с советами. 4 марта 1918 г. Верхнеуральск был занят отрядами Красной гвардии, под ударами которых остатки частей А.И. Дутова отступили в станицу Краснинскую, что в 20 верстах к северо-востоку. Оттуда дважды казаки наносили контрудары по Верхнеуральску, но безуспешно. Не имело успеха и наступление красных из Верхнеуральска. Прикрываясь рекой Урал, как естественной преградой, от наседающего с запада противника, атаман Дутов и Войсковое правительство отступили в Тургайские степи, где и оставались до весны 1918г. Практически в то же время (28 января 1918 г.) Уральский областной крестьянский съезд с участием представителей солдат и казаков провозгласил в области Советскую власть, хотя Уральское войсковое правление не распустил. Таким образом, в течение зимы 1918 г. Советская власть устанавливается почти повсеместно на территориях казачьих войск Урала. Это происходило не без вооруженной борьбы, хотя казачьи антисоветские выступления по известным причинам на первом этапе не отличались массовостью и терпели поражение. У большевиков же был реальный шанс покончить с противостоянием новой власти, но легкость одержанной победы вскружила им головы, что повлекло за собой политическую нетерпимость и многочисленные ошибки в проведении социально - экономической политики. Уже к весне 1918 г. по вине самих советов в настроениях казаков происходит коренной перелом. Во-первых, на местах по отношению к казачеству советами сразу стала проводиться открытая враждебная политика с однозначной установкой на уничтожение его как сословия, то есть уничтожения экономических, социальных и культурных основ. Так председатель Уралоблревкома Петровский откровенно заявлял, что «казачество отличается от прочего населения только рядом привилегий, является врагом рабочего класса и по отношению к нему мы должны быть решительны и беспощадны, мы должны раздавить его». Во-вторых, казачество было приравнено к буржуазному сословию и целыми станицами обкладывалось денежными контрибуциями. Волна бесконтрольных продовольственных реквизиций и контрибуций захлестнула казачьи территории уже с середины февраля 1918 г. Вооруженные красногвардейские продовольственные отряды буквально бесчинствовали, изымая под чистую хлеб, скот, продовольствие. В третьих, «Декрет о земле» от 27 января 1918 г., предусматривающий «социализацию» земли, позволил крестьянам-арендаторам рассматривать арендуемые у казаков земельные фонды как подлежащие переделу, Это ломало сложившийся механизм станичного и юртового казачьего общественного землепользования и подрывало экономические основы казачьей общины. В ответ на это на территориях Оренбургского и Уральского казачьих войск начинаются антисоветские выступления. Так в марте 1918 г. съезд уральских казаков принимает решение о том, что Уральская область вплоть до нового созыва Учредительного Собрания объявляется самостоятельной областью, со своим правительством и армией. Советы были разогнаны и власть полностью перешла в руки Войскового правительства под председательством Г.М. Фомичева. В Оренбуржье начинается партизанская война против Советской власти и в первую очередь - против продотрядов. В частности, в оренбургских станицах стали стихийно создаваться дружины самообороны с целью защиты от массовых «революционных» экспроприаций и грабежей, в том числе и со стороны шаек мародеров, зачастую выступавших под видом красногвардейцев. Зачислялись в подобные дружины по решению сходов казаки запасного разряда и не служившая молодежь. Вооружены они были в основном шашками, охотничьими ружьями, дедовскими берданками и при появлении «реквизиционного» или продовольственного отряда должны были проверять его полномочия. 2-й Чрезвычайный Войсковой круг, проходивший в Верхнеуральске, разработал и утвердил специальную инструкцию, регламентирующую действия дружин самообороны. В ней, в частности, говорилось, что в обязанность дружинников, помимо охраны общественной безопасности в станицах и поселках, входит оказание помощи соседним станицам, поддержание с ними постоянной связи и взаимовыручки. В состав дружины предписывалось включать только наиболее надежных казаков, а командиров избирать на сходах. Местные советы, взяв курс на ликвидацию казачества как сословия, сразу же причислили дружины самообороны к войскам атамана Дутова и развернули против них полномасштабные боевые действия, применяя даже и артиллерию. Причем, в большинстве случаев переговоры революционных властей с казаками проводились в ультимативной форме. Яркий тому пример - ультиматум Новосергиевского Революционного Полкового штаба ко всем казачьим станицам и поселкам Оренбургского войска: «…революционный штаб от имени своего и от имени Красной гвардии заявляет: каждая станица все имеющееся вооружение должна сдать в двухдневный срок штабу, каждого вредного из своих членов станицы и поселка выдавать штабу, в противном случае за нарушение отдельными лицами будет отвечать станица и поселок, штаб будет расстреливать артиллерийским огнем и снарядами с удушливыми газами. Всех офицеров немедленно представлять в революционный штаб. Все нарушения или убийства красноармейцев и нападение будут караться расстрелом всей станицы и поселка, за одного убитого будет убито сто человек. Подпись: Председатель Революционного Полкового штаба – Корнилов». Закон перестал существовать. Местные советские работники руководствовались исключительно собственным пониманием революционной законности и в разряд врагов зачисляли всех, кто хоть в какой-то форме выражал недовольство. Карательные меры, то есть расстрелы стали самой распространенной формой «социальной защиты». Особый удар был направлен на офицерский корпус. Расстрелу подлежали все без исключения офицеры, включая и тех, кто возвращался с фронта или госпиталей и не участвовал ни в каких событиях. Механизм гражданской войны был запущен. В конце марта 1918 г. в станичном поселке Ветлянка восставшими казаками был уничтожен «реквизиционный» отряд Соль-Илецкого комиссара Персиянова. А 2 апреля в станице Изобильной наголову разбита ответная карательная экспедиция С.М. Цвиллинга. В ночь с 3 на 4 апреля 1918 г. партизанский отряд войскового старшины Лукина и полковника Корчакова из 700 сабель совершает отчаянный набег на г.Оренбург, где в этот момент располагался хорошо вооруженный 5-тысячный красноармейский гарнизон. Целью набега было уничтожение большевистского ревкома, в котором виделась причина всех бед. Ревком не был захвачен, а наступление провалилось. В ответ в Форштадте - казачьей слободе города, без всякого суда начинаются массовые расстрелы казаков, продолжавшиеся без перерыва почти месяц. От единичных репрессивных мер красногвардейские отряды приступают к проведению массовых акций с применением артиллерии. В течение апреля ими полностью или частично были уничтожены 19 казачьих станиц. В наибольшей степени пострадали Григорьевская, Угольная, Донецкая, Татищевская, Пречистинская, Нижне-Павловская и другие. Было уничтожено 3872 казачьей усадьбы, в том числе 3285 жилых строений. В этой связи партизанская война оренбургских казаков против Советской власти начинает приобретать более организованный и целенаправленный характер. В апреле 1918 г. в станице Нижне-Озерной был проведен съезд делегатов низовых станиц, на который прибыли представители 34 казачьих населенных пунктов. Обсудив создавшееся положение, они приняли решение об объединении сил для борьбы с советами, расстрелами казачьего населения, реквизиционными и продовольственными отрядами. Командующим повстанческими силами был избран войсковой старшина Карнаухов. Общая численность находившихся в его подчинении казаков составила более 7 тысяч человек. Примерно по такой же схеме разворачивались события и на территории Уральского войска. В январе 1918 г. активизировалась деятельность Уральского Совета, на заседаниях которого все более открыто и враждебно стали звучать обвинения и оскорбления в адрес казаков, требования «покончить с казачеством» В марте, чтобы не допустить дальнейшего разложения Уральского войска, полковник М.Ф. Мартынов, собрав группу решительно настроенных офицеров, в одну ночь арестовал всех большевистских активистов г.Уральска. Собравшийся следом съезд уральских казаков принимает решение о том, что Уральская область вплоть до нового созыва Учредительного Собрания объявляется самостоятельной областью, со своим правительством и армией. Советы были разогнаны и власть полностью перешла в руки Войскового правительства под председательством Г.М. Фомичева. Чрезвычайный комиссар Совнаркома по Оренбургской губернии С.М. Цвиллинг выдвинул перед Уральским войсковым правительством ультиматум об освобождении всех арестованных коммунистов и восстановлении Советской власти. Поскольку ответа на этот ультиматум не последовало, в Илекскую станицу был прислан красногвардейский отряд численностью в 580 человек при 12 пулеметах и несколько подвод с оружием для мобилизации иногороднего населения, сочувствующего советам. Грубый нажим на илекских казаков со стороны командования отрядом, требующего немедленного признания Советской власти, арест 40 зажиточных казаков с наложением на них контрибуции в 3 млн. руб., арест и избиения казачьих офицеров вызвали взрыв возмущения, закончившегося восстанием и полным разгромом красногвардейского отряда. Илекский бой взбудоражил все Уральское войско и 14 марта в Уральске состоялся Войсковой съезд, на котором казаки принесли присягу на верность войску и постановили бороться против власти большевиков. 26 марта Саратовский совет выдвинул ультиматум с требованием «освободить членов Исполнительного Комитета. Сдать Совету все оружие. Извещение об исполнении - 24 часа. Если ответа не будет получено, то, по постановлению военного совета, Саратовский совет посылает боевые силы на Уральск на защиту Совета». И действительно, в конце апреля 1918 г. Саратовская армия, насчитывающая более 2400 штыков, 150 сабель, 22 пулемета, 6 орудий и один броневик, под командованием С.И. Загуменного сосредоточилась на границе Уральской области в районе станции Озинки и 3 мая перешла в наступление на Уральск. В войске была объявлена мобилизация. Но поскольку казаки-фронтовики по-прежнему не хотели воевать, было сформировано только три учебных полка из казачьей молодежи и дружина казаков-стариков Кругло-Озерновской станицы под командованием полковника Мизинова. С этими силами полковнику М.Ф. Мартынову вначале удалось затормозить наступление красных частей в районе с.Семиглавый Мар, а затем совершить дерзкий рейд на Волгу на Иващенский военный завод, где были захвачены несколько подвод боеприпасов. И хотя наступление красных на Уральск не было остановлено, но «продвижение шло медленно, с отражением налетов казачьих разъездов на флангах. Разведка велась слабо. Вследствие абсолютного господства казачьей конницы в открытой степи пешие, да и конные разведывательные подразделения удаляться далеко от основных войск не могли». А после того, как сломихинская группировка уральских казаков захватила Александров Гай в Саратовской губернии и начала наступление на Новоузенск, части Саратовской красной армии оказались под угрозой окружения и начали отступать. Прикрывали отступление отряды под командованием В.И. Чапаева. 12 мая красногвардейские отряды полностью оставили земли Уральской области, а преследовавшие их казаки, следуя своему лозунгу: «За грань не пойдем», остановились на границе войсковой территории. Активизация партизанской войны в казачьих областях Урала встревожила советское правительство и им была предпринята попытка сгладить остроту ситуации. В конце мая 1918 г. Казачий комитет при ВЦИК выпустил специальное обращение к уральским и оренбургским казакам, в котором говорилось: «На ваши исконные земли, завоеванные кровью ваших дедов и прадедов, никто не покушается, вашего Урала никто отнимать не собирается… Предатели трудового народа лгут и натравливают вас на власть Советов». Затем 1 июня 1918 г. был издан декрет СНК «Об организации управления казачьими областями». Все казачьи области и войска рассматривались как отдельные административные единицы. Казакам предоставлялось право создавать совместно и на равных правах с проживающими на казачьих землях крестьянами и рабочими свои собственные Советы: войсковые или областные - по типу губернских; районные или окружные - по типу уездных; станичные или поселковые - по типу волостных. Декрет указывал также, что земли, находящиеся во владении казачьих войск, остаются в пользовании трудовых казаков по нормам, предусмотренным «Основным законом о социализации земли». Впредь до окончательного землеустройства войсковые запасные земли, а также бывшие помещичьи, офицерские, церковные и прочие поступают в распоряжение войсковых земельных комитетов и распределяются между нуждающимися в земле или используются в общевойсковых или государственных интересах. Особо в Декрете рассматривался вопрос о казачьих воинских формированиях. Было предложено немедленно приступить к созданию казачьих частей с учетом всех бытовых и военных особенностей казаков. Их обмундирование и снаряжение советы обещали взять на свой счет. Представителям казачьих войск выделялось в общей сложности 20 мест во ВЦИК, в том числе Оренбургскому войску - 2, Уральскому - 1. Поскольку в умонастроениях части казачества еще существовали тенденции поиска компромисса с Советской властью, состоявшийся в мае 1918 г. съезд делегатов 27 оренбургских станиц даже выступил с заявлением: «1. Оренбургский губернский и исполнительный комитет Советов рабочих и крестьянских депутатов признает, согласно последовавшего распоряжения Совета Народных Комиссаров, автономию Оренбургского казачьего войска и неприкосновенность его территории; 2. Исполнительный комитет гарантирует созыв войскового съезда в г.Оренбурге. Съезд должен восстановить нарушенный ход работы войскового самоуправления; 3. Исполнительный комитет ни в какие дела казачьего самоуправления вмешиваться не должен; 4. Полное прекращение преследования казаков; 5. Оренбургское войско со своей стороны признает центральную власть Совета Народных Комиссаров; 6. Никаких посягательств на права населения г.Оренбурга и Оренбургской губернии войско иметь не будет, а равно не будет вмешиваться в деятельность существующих там учреждений; 7. В виду ненормальности работать в общественных учреждениях, теперь же предоставить право городскому и крестьянскому населению произвести свободные выборы должностных лиц - общественных учреждений; 8. Для спокойствия населения - полное разоружение Красной Гвардии и армии, впредь до организации охраны города вновь избранными общественными учреждениями». Эти документы возымели свое пропагандистское действие, и часть казаков стали даже вступать в Красную армию. Так, из оренбургских казаков были сформированы 1-й Советский Оренбургский казачий полк численностью в 1000 сабель и пять красноказачьих отрядов в 500 человек в г.Троицке, которые вошли в организованные в Верхнеуральске отряды братьев Кашириных. Часть казаков вступила в рабочие отряды, формировавшиеся на уральских заводах. Вообще же в течение 1918 г. в ряды Красной армии влились около 4000 казаков-оренбуржцев. Однако добиться доверия казаков к Советской власти политическими маневрами на фоне продолжающихся отчасти репрессивных мер было уже невозможно. Известие о восстании против советов чехословацкого корпуса 27 мая 1918 г. всколыхнули станицы Урала и активизировали антибольшевистские выступления на всех казачьих территориях. Повсеместно вместо отрядов самообороны стали формироваться более крупные боевые соединения. Так тот же Верхнеуральский отдел, сформировал три полка. 17 июня ими был взят Верхнеуральск, а 18 июня - Троицк. Казачьи добровольческие отряды со всех направлений начинают наступление на Оренбург. 3 июля 1918 г. после упорных боев город был взят, а 7 июля торжественно встречал атамана А.И. Дутова. Красные отряды отступили на Актюбинск, эвакуировав из Оренбурга практически все материальные ресурсы и подвижной состав железной дороги. Территория Оренбургского казачьего войска вновь перешла под контроль войскового правительства. После восстановления казачьего самоуправления перед лидерами казачества встала сложная задача мобилизации всех сил и ресурсов на успешное продолжение войны. Здесь возникли немалые трудности. Многие казаки считали, что, изгнав большевиков со своей земли, они выполнили свой долг, и воевать дальше не видели смысла (лозунг – «За грань не пойдем»). Тем более что за пределами казачьих территорий наблюдались явное сочувствие и поддержка Советов со стороны рабочих и крестьян. Это способствовало укреплению у казаков чувств политической наивности и сепаратизма: мы сделали своё дело - восстановили (даже признаваемое большевиками) казачье самоуправление, а остальные в России пусть осуществляют свой выбор и воюют за него. Практически это выражалось в призывах расходиться по домам, спокойно заниматься мирным трудом и приведением в порядок своих порушенных за годы войны и революций хозяйств. В результате, объявляемые атаманами и казачьими Кругами мобилизации не находили должного отклика. Тем не менее, к середине июля 1918 г. под командованием генерал-майора А.И. Дутова находились 22 тысячи казаков и офицеров, которые были объединены в Юго-Западную армию. В оперативном отношении Юго-Западная армия подчинялась Верховному правителю России адмиралу А.В. Колчаку, с которым А.И. Дутов встречался в июле 1918 г. и полностью поддерживал его планы восстановления российской государственности. Что касается Уральского войска, то на его территории антибольшевистская борьба продолжалась по нарастающей. Этому способствовали, не только большая сплоченность уральских казаков и их староверческие традиции, но и ситуация на Восточном фронте. Во второй половине июня красная Саратовская армия начинает второе наступление на Уральск. 8 июля 1918 г. бои развернулись на ближайших подступах к городу. Однако конные казачьи части ударами по флангам и тылу наступавших красных поставили их под угрозу окружения и полного уничтожения. В результате тяжёлых 5-дневных боев под Уральском красные части были совершенно измотаны и 13 июля начали отступление. Отступать пришлось под непрекращающимися ударами казачьей конницы и только умелые действия чапаевской дивизии позволили красным частям с большими потерями уйти за пределы Уральской области. Преследуя отступающего противника, казачья конница под командованием полковника Т.И. Сладкова к середине августа подошла к г.Николаевску. С севера на него наступали части белочехов и Самарского Комитета Учредительного Собрания (Комуч) и 20 августа город был взят. Но уже 21 августа вновь оставлен под напором бригады В.И. Чапаева. К этому времени казаки уже отказались от принципа «за грань не пойдем» и совершали глубокие рейды за пределы войсковой территории. Учебные полки полковника Н.Н. Бородина несколько раз занимали гг.Александров-Гай и Новоузенск в Самарской губернии. К ноябрю 1918 г. уральские казаки выставили против красных сил 18 полков общей численностью в 10 тыс. сабель. Два полка, состоящие в основном из старых казаков, несли гарнизонную службу в самом Уральске. То есть, Уральское войско почти поголовно выступило против Советской власти (на Первую мировую войну было отправлено 13 тысяч казаков-уральцев). Они были сведены в Уральскую армию под командованием Войскового атамана генерала М.Ф. Мартынова. Уральская армия воевала, главным образом, на Сламихинском (посёлок Сламихин в 200 верстах к юго-западу от Уральска) и Николаевском (г.Николаевск в Самарской губернии) направлениях. Илецкий корпус генерала В.И. Акутина стоял на пути войск советского Туркестанского фронта, сдерживая их наступление на Южный Урал. Первоначально летом и осенью 1918 г. среди рядовых казаков ещё сохранялись иллюзии о том, что начавшуюся в России гражданскую войну можно прекратить - достаточно только бойцам из противоборствующих сторон встретиться и обсудить разногласия и спорные вопросы. Эти настроения нашли отражение в имевших место на Восточном фронте братаниях белых и красных солдат и казаков. Однако гражданская война диктовала уже свои жесткие законы. Так в сентябре 1918 г. военная комиссия Оренбургского Войскового Круга поставила вопрос об амнистии красным казакам, с тем, чтобы привлечь их на свою сторону. Круг эти предложения отверг, как позорящие само доброе имя казачества и, напротив, принял решение об исключении из казачьего сословия всех, кто воевал на стороне Советской власти. Взаимное ожесточение нарастало. Масла в огонь подлила секретная Директива оргбюро ЦК ВКП(б), принятая 24 января 1919 г. после восстания на Дону. Эта Директива требовала: «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти». Эта директива была принята к исполнению на всех казачьих территориях, контролировавшихся в то время Красной Армией. За время ее действия без суда и следствия были расстреляны тысячи казаков. Не бездействовали военные трибуналы и военно-полевые суды в расположениях белых войск. Так в Оренбурге в январе 1919 г. за дезертирство и различные воинские провинности было расстреляно 250 солдат и казаков. Исповедью человека и патриота, оказавшегося в этой ситуации, звучат слова А.И. Дутова: «Я люблю Россию, в частности свой Оренбургский край, в этом моя платформа. К автономии областей отношусь положительно, и сам я большой областник. Партийной борьбы не признавал и не признаю. Если бы большевики и анархисты нашли действительный путь спасения и возрождения России, я был бы в их рядах. Мне дорога Россия, и патриоты, какой бы партии они не принадлежали, меня поймут, равно как и я их. Но должен сказать прямо: я - сторонник порядка, дисциплины, твердой власти, а в такое время как теперь, когда на карту ставится существование целого огромного государства, я не остановлюсь и перед расстрелами. Эти расстрелы не месть, а лишь крайнее средство воздействия, и тут для меня все равны, большевики и не большевики, солдаты и офицеры, свои и чужие. Подписывая смертельный приговор, я думаю, что я подписываю необходимый деловой приговор. Крутые решительные меры необходимы и только ими можно насадить народовластие». Идеологические основы большевизма носили совершенно иной характер, Они были пронизаны не только идеями разрушения «старого мира до основанья». Прибывшие после февраля 1917 г. в немецких опломбированных вагонах «пролетарские вожди» рассматривали Россию лишь как полигон для реализации своих политических установок, а ее народы как пушечное мясо в грядущей борьбе за «мировую революцию». Все это требовало уничтожения духовных основ народа России, его нравственно-религиозных ценностей. Поэтому идеологическая работа в частях красной армии носила воинствующий антирелигиозный и антихристианский характер, с уничтожением священнослужителей, осквернением храмов и религиозных святынь. В этих условиях борьба с большевизмом начинает приобретать и религиозные черты. Религиозными мотивами во многом проникнуты идеология и символика белого движения, которое отождествлялось с крестовым походом «За Веру и Отечество» против мировых сил антихриста. В Уральском войске официальным девизом, утвержденным на Круге было: «За Веру, Родину, Яик и Свободу». В воинских частях стали появляться специальные подразделения – «Дружины Святого Креста». Крестоносцы отличались высокой дисциплинированностью, отвагой и жестким отношением к противнику. На груди они носили знак - белый восьмиконечный православный крест на зеленом щите. В Оренбургском войске один из отрядов крестоносцев возглавлял уважаемый всеми казак, 61-летний полковник Г.В. Енборисов. Его боевая деятельность была по достоинству отмечена Верховным главнокомандующим А.В. Колчаком. В Уральском войске отряд крестоносцев-старообрядцев создала группа заслуженных казаков во главе с участником азиатских походов генерала Скобелева казаком Кабаевым. В походном порядке впереди отряда всегда ехал самый старый казак со старинной иконой. В атаки же крестоноцы-уральцы ходили с пением псалмов, крепко веруя, что победить слуг антихристовых можно вместе с силою Креста. Этот отряд практически полностью пал в боях. Успехи белого движения в казачьих областях Восточной России и установлении на территории казачьих войск власти собственных правительств выдвинула на первый план ряд организационных проблем, от решения которых зависели и исход войны, и дальнейшие судьбы казачества России. Наиболее важной из них явилось восстановление системы управления казачьими войсками. Однако суровые реалии жизни показали, что автоматическое восстановление прежних органов управления себя не оправдывает: демократически избранные атаманы зачастую не имели реальных сил для осуществления своей власти. Это очень быстро поняло Уральское казачье войско - ярый сторонник демократии в 1917 г. В частности, когда в конце 1918 г. антисоветские настроения уральских казаков резко пошли на убыль и началось массовое братание казаков с красноармейцами, Войсковое правительство было вынуждено вступить в переговоры с советским командованием. Командующий армией, войсковой атаман генерал М.Ф. Мартынов после четырех полученных в боях ранений находился в тяжелом состоянии. Поэтому 11 марта 1919 г. Войсковой съезд избирает на пост Войскового атамана генерал-майора В.С. Толстова, участника Первой мировой войны, георгиевского кавалера, командующего Гурьевской группой войск, силами которой в марте 1918 г. была свергнута Советская власть в гг.Гурьеве и Астрахани. И первое, что сделал новый атаман - 23 марта 1919 г. в станице Мергеневской распустил Войсковое правительство и Войсковой Круг и фактически установил военную диктатуру. Оренбургское войско пошло иным путем: Круг и Войсковое правительство продолжало действовать, но под давлением военных событий многие оперативные решения принимались только войсковым атаманом, а зачастую и его помощниками. Войсковой атаман постепенно сосредоточил в своих руках должности командующего армией и походного атамана всех казачьих войск. Из всех многочисленных правительств России оренбургские казаки признали только власть Верховного правителя России Колчака. Причем, определяющую роль в этом сыграла позиция самого А.В. Колчака, согласившегося с предоставлением казачьим войскам большой автономии, вплоть до права выпускать собственные деньги. В своем выступлении на Войсковом Круге в г.Троицке 15 февраля 1919 г., куда он приехал по приглашению атамана А.И. Дутова, А.В. Колчак выразил надежду, что оренбургские казаки поддержат его борьбу за созыв Учредительного собрания, и заверил казаков, что «будущий орган всенародной власти с уважением и благодарностью отнесется к заслугам казачества и никто не посягнет на казачьи вольности». Наряду с политическими проблемами казачьим правительствам приходилось решать и проблемы хозяйственные. Прежде всего, необходимо было обеспечить всеми необходимыми ресурсами действующие войска, для чего применялись самые жесткие меры вплоть до реквизиций продовольствия, промышленных товаров и особенно конского поголовья. Подобные же меры приходилось применять и для удовлетворения хотя бы минимальных потребностей гражданского населения. И хотя на белых территориях продолжал действовать рынок, но порой и здесь приходилось использовать принудительные меры. Характерный пример: в апреле 1919 г. правительство Оренбургского войска направило в качестве своего представителя в Челябинск М.А. Арзамасцева для закупки продовольствия и мануфактуры у предпринимателя Дубсона. Последний установил явно неприемлемые цены. Обсудив ситуацию, войсковое правительство постановило: «весь товар Дубсона взять в продовольственный отдел войскового правительства по добровольному соглашению с г.Дубсоном, если же этого соглашения не последует, то товар реквизировать». Со спекулянтами меньшего масштаба «разбирались» ещё серьёзнее. 26 ноября 1918 г. по войскам Юго-Западной армии был издан приказ А.И. Дутова №22, в котором говорилось: «Спекуляция в г.Оренбурге все увеличивается. Обычные меры борьбы не оказывают действия. Входя в интересы беднейшего класса населения, я принужден принять суровые меры, почему объявляю всех спекулянтов, без различия класса, состояния и пола, вне закона, как предателей Родины, забывших честь, совесть и свой долг, перед отечеством в его страдные дни. Все задержанные спекулянты подлежат без суда и следствия расстрелу по докладу мне всех обстоятельств дела». Наконец, предпринимались меры для восстановления порушенных казачьих хозяйств. Здесь главная трудность заключалась в нехватке рабочих рук. Эта проблема в условиях войны решалась военными методами: командиры частей находили возможность отпускать казаков с фронта для поправки хозяйства. А с осени 1918 г. в Оренбургском войске создавались специальные технические отряды, в которых были сосредоточены сельхозтехника, специалисты и ремонтная база. Эти отряды подчинялись непосредственно продовольственному отделу Войскового правительства и в период уборочной компании направлялись непосредственно в станицы. Но, несмотря на определенные успехи белого движения, осенью 1918 г. обозначились и первые признаки его кризиса, усугублявшегося как всеобщей разрухой, так и недовольством политикой белых правительств. Основной причиной недовольства казаков белыми властями была почти поголовная мобилизация в армию. Уже к осени 1918 г. резервы призывников двух очередных возрастов (1919 и 1920 гг.) были практически исчерпаны. Поэтому пришлось вначале расширить возрастные рамки призывников, а летом 1919 г. мобилизовали практически всех казаков. В Оренбургском войске уклонение от призыва приобрело катастрофические размеры: молодежь демонстративно стремилась сложить с себя казачье звание. На этой почве по войску даже был издан приказ, по которому все исключенные из войска казаки без суда и следствия передавались в лагерь для военнопленных. Те же, кто был мобилизован, при малейшей возможности стремились дезертировать. В немалой степени этому способствовала антидутовская агитация, проводимая большевистским подпольем в казачьих станицах и войсковых частях. Для руководства этой работой летом 1918 г. на Восточный фронт были специально направлены члены Казачьего отдела ВЦИК М. Нагаев, И. Скворцов, И. Ружейников, Ф. Свешников. Для борьбы с агитаторами в августе 1918 г. в войсках атамана Дутова была создана политическая разведка с целью выявления большевистски настроенных казаков и предания их военно-полевому суду. Однако, несмотря на принятые меры, недовольство казаков (главным образом - казачьей молодежи и фронтовиков) действиями Войскового атамана и его правительства росло. Увеличилось число дезертиров, в ряде оренбургских станиц (Краснохолмской, Капитоновской, Красноярской, Никольской, Соколовской, Уйской и др.). Часть казаков уходили к красным. В станице Бердской за сочувствие большевикам были расстреляны несколько казаков, а их семьи лишены казачьего звания. Более стойким к большевистской пропаганде оказалось Уральское войско, но и в нем действовали свои агитаторы: прапорщики Кузнецов и Хохлачев, доктор Ружейников, есаул Каймашников, хорунжий В. Рябов, Ф. Сергин и др. И здесь советская пропаганда принесла свои плоды - в самый разгар наступления советских войск Туркестанского фронта части Илекского корпуса бросили свои позиции и разбрелись по зауральской степи. Штаб корпуса был разгромлен казахской дружиной самообороны А. Джумабекова, а генерал В.И. Акутин и его заместители генералы Загребин и Балалаев захвачены в плен и зарублены. В результате общего наступления войск советского Восточного фронта (1-я и 4-я армии), начавшегося в октябре 1918 г., казачьи армии А.И. Дутова и В.С. Толстова были вынуждены оставить Оренбург (22 января 1919 г.), Уральск (24 января 1919 г.) и Орск (8 февраля). В Оренбурге части советской 1-й армии встретились с наступавшими с юга войсками Туркестанской республики и, таким образом, казачий фронт на Южном Урале оказался разорванным, с тем, чтобы никогда уже больше не соединиться. Это поражение заметно деморализовало оренбургских и уральских казаков, чем незамедлительно воспользовалось командование 1-й армии, с помощью оренбургских большевиков развернувшее усиленную агитацию среди казачества. В результате в феврале-марте 1919 г. станицах Краснохолмской, Краснярской, Нежинской, Сакмарской, Бердской, Перовской и др. начали свою работу Советы. 7 февраля 1919 г. состоялся съезд казаков 1-го округа, на котором была принята резолюция-воззвание к казакам белой армии, с призывом признать власть Советов и прекратить вооруженную борьбу. В отличие от своих оренбургских товарищей, командование занявшей Уральск 4-й армии и Уральский ревком основной упор в установлении Советской власти в крае сделали на репрессивные меры: ко всем пленным казакам и казакам-перебежчикам из Уральской армии применялись «законы военного времени», чаще всего, сводившиеся к массовым расстрелам. У казаков стали конфисковывать земли и передавать иногороднему населению. Поэтому, когда в апреле 1919 г. в связи с быстрым продвижением войск Колчака к Самаре командование Южной группой армий Восточного фронта (М.В. Фрунзе) было вынуждено перебросить крупные силы из-под Уральска и Оренбурга на Волгу, начавшееся контрнаступление белых сопровождалось не меньшими жестокостями к пленным красноармейцам и сочувствующим Советской власти. В середине апреля казаки нанесли поражение 22-й стрелковой дивизии под г.Лбищенском, а 25 апреля блокировали Уральск. Гарнизон Уральска (2400 штыков, 218 сабель, 19 орудий и 27 пулеметов) оказался полностью отрезанным от 4-й армии, связь со штабом которой поддерживалась лишь по радио и самолетами. Хорошо организованная оборона города не позволила превосходящим силам белых (12-15 тысяч штыков и сабель, 30-35 орудий, около 100 пулеметов) штурмом взять город. Последний штурм состоялся 1 июня, когда казачьи части под командованием генерала Чернышева пытались взять город со стороны р.Чаган, но были отбиты с большими потерями. После этого казаки перешли к плотной осаде города, продолжавшейся 80 дней, до подхода 25-й стрелковой дивизии и «Особой бригады» под общим командованием В.И. Чапаева, деблокировавших Уральск. Аналогичным образом развивались события и на территории Оренбургского войска. В начале апреля 1919 г. 1-й и 2-й Оренбургские казачьи корпуса генерала Дутова, соединившиеся с армейской группой генерала Белова (в общей сложности около 9 тысяч штыков, 12 тысяч сабель, 56 орудий и 224 пулемета) взяли Орск и развернули наступление на Оренбург. Оборону города командование Восточного фронта возложило на Оренбургскую группу 1-й армии (8,3 тысяч штыков, 350 сабель, 11 орудий, 84 пулемета) под командованием М.Д .Великанова и комиссара А.А. Корестелева. 21-26 апреля части Оренбургской группы разгромили части генерала Белова на р.Салмыш севернее Оренбурга (4-й корпус генерала Бакича), а 26-29 апреля отразили атаки Оренбургских казачьих корпусов, наступавших с востока и юга. 10-12 мая казаки подошли к городу и охватили его с трех сторон - востока, юга и запада. С 26 мая в Оренбург стали прибывать подкрепления, направленные по указанию В.И. Ленина. Численность защитников города возросла в 1,5 раза. К середине июня войска Оренбургской группы вынудили казаков прекратить атаки на город, а в начале июля сами перешли в наступление и выбили казаков из Илецкого городка. 14 августа началась Актюбинская боевая операция, в ходе которой армейская группа генерала Белова была полностью разгромлена. Актюбинская операция войск советских Туркестанского и Восточного фронтов 14 августа - 14 сентября 1919 г. проводилась с целью уничтожения Южной армии генерала Белова (в состав которой входили казачьи корпуса генерала Дутова), развернувшейся на рубеже Уральск-Оренбург-Верхнеуральск и закрывавшей доступ красной армии к богатым нефтью и хлопком Прикаспийским областям. Численность наступавших с севера (Верхнеуральск-Орск-Актюбинск) и юга (от Аральского моря на станции Челкар и Эмба красных) войск составляла около 58 тысяч штыков и сабель при 179 орудиях и 801 пулемете, что примерно соответствовало численности группировки генерала Белова при абсолютном превосходстве в пулеметах и орудиях. Развивая наступление вдоль железной дороги «Актюбинск-станция Аральское море», 13 сентября войска 1-й армии Восточного фронта у станции Мугоджары соединились с войсками Туркестанского фронта, завершив тем самым окружение Южной армии генерала Белова. Отрезанная от своих тылов белая армия сложила оружие, 55 тысяч казаков и солдат сдались в плен. Одновременно, с целью сковать действия уральской казачьей армии, началось наступление вниз по Уралу 25-й стрелковой дивизии В.И. Чапаева, соединившейся с гарнизоном освобожденного от белой блокады Уральска. В начале сентября красные дошли до Лбищенска и спустились ниже до станицы Сахарной. Наступление развивалось медленно, приходилось брать с боем каждый хутор. Положение отступавших было тяжёлым. Кроме непрестанных боев, приходилось заботиться о сохранении громадного обоза, состоявшего, главным образом, из больных, раненых и беженцев из оставляемым красным станиц и хуторов. В одном из донесений командира 73-й бригады говорилось: «Проезжая от самой границы до Уральска встречаешь одну и ту же картину: при входе в какой-либо поселок жителей почти нет, весь скот угнан, хозяйство разбито, все машины, как-то: косилки, молотилки и т.п. - в большинстве попорчены. В некоторых поселках встречаются жители из крестьян, живших в батраках у казаков. По их словам, есть много засеянного хлеба. Хлеб этот убирать некому и не на чем». Об условиях, в которых оказалась Уральская белая армия вследствие массового вливания в её ряды беженцев, красноречиво свидетельствует доклад начальника штаба армии полк. Моторнова, в котором, в частности, говорилось: «В течение второй половины июля и первой половины августа Уральская армия, теснимая частями 25-й дивизии, обороняя каждый поселок и почти каждый хутор, расположенные к западу от линии Уральск-Гурьев, отошла в район Калмыковск, Каленый. Почти все жители оставляемых казаками станиц отходили на юг со всем своим скарбом и скотом. Это было бедствие для армии, ибо в южных станицах отсутствовал хлеб, а переполнение беженцами грозило голодом. Сотни тысяч скота, гонимого ими в тыл, уничтожали по пути запасы сена и траву, как саранча. Кроме того, эти беженцы располагались бивуаками в ближайшем тылу армии, чем мешали маневрированию. Стоило частям армии остановиться, как останавливались и беженцы, не слушая ничьих приказов об отходе в глубокий тыл. Районы к северу от Калмыковска через 2-3 дня после отхода армии к поселку Каленый представляли собой буквально голую степь, даже ветки на деревьях и те были съедены». Когда полки 25-й дивизии вышли к станице Сахарной (примерно в 170 верстах южнее Уральска), командование Уральской армии (начальник штаба - полковник Моторнов) решило, чтобы сбить темпы наступления красных, нанести удар по их тылам. Для этого в степь был направлен специальный корпус, состоявший из 6-й кавалерийской дивизии полковника Бородина и 2-й кавдивизии полковника Сладкова общей численностью около 5 тысяч сабель. Скрытно пройдя по степным балкам и увалам около 100 верст, корпус вышел к г.Лбищенску, где в это время находился штаб 25-й дивизии вместе с ее командиром - В.И. Чапаевым. На рассвете 5 сентября спешенные казачьи сотни ворвались в город и в тяжелом уличном бою полностью разгромили Чапаевский штаб. Сам комдив Чапаев пал в этом бою. Находившийся в станице Сахарной авангард дивизии отступил на Уральск, уничтожая по пути все казачьи станицы и хутора. Двумя отрядами (общей численностью в 6 тысяч сабель) казаки прорвали фронт 4-й советской армии и перерезали железнодорожную линию Саратов-Уральск-Оренбург западнее и восточнее Уральска (взять город казакам не удалось). Но это была уже агония Уральской казачьей армии. Дождавшись подкрепления, красные части 1-й и 4-й армий перешли в контрнаступление и к 26 октября восстановили фронт. Затем началось наступление красных частей по двум направлениям: на юг, на Лбищенск и Гурьев, и на юго-запад, на станицу Сламихинскую. На направлениях главных ударов красными было создано почти полуторное превосходство в живой силе и двойное в артиллерии и пулеметах. 20 ноября частями 25-й дивизии вновь был взят Лбищенск, а 11 декабря пала станица Сламихинская. Защищавшая ее 6-я дивизия Уральской казачьей армии под командованием полковника Горшкова отошла на территорию Астраханской губернии в Рын-Пески. Основные силы Уральской армии во главе с атаманом В.С. Толстовым отступили к Гурьеву. После взятия Гурьева 25-й дивизией 5 января 1920 г. остатки Уральской армии во главе с атаманом Толстовым (около 11 тысяч человек) по восточному берегу Каспийского моря отступили на Форт Александровск. Поход длился два месяца и за это время вышедшие из Гурьева части потеряли почти 3/4 своего состава больными и убитыми в стычках с казахскими отрядами. В Форте Александровск командование Уральской армии получило переданное по радио обращение М.В. Фрунзе «К уральскому казачеству», в котором казакам объявлялась амнистия при условии добровольной сдачи. Измученные двухлетней войной и тяготами зимнего похода по безводной и голодной степи 1600 казаков, 27 офицеров и 2 генерала сложили оружие. Красным досталась и половина Войсковой казны - 24 ящика серебряных рублей. Другая половина казны была вывезена на кораблях Каспийской флотилии и бесследно исчезла. Остатки 6-й казачьей дивизии в количестве 200 человек во главе с полковником Горшковым пытались соединиться с атаманом Толстовым, но уже после того, как был форсирован Урал и казаки углубились в степь, полковник Горшков внезапно предложил сдаться советским властям. Вместе с ним решили сдаться еще 170 казаков, остальные во главе с младшим офицером Л. Масяновым дошли до Форт Александровска и соединились с атаманом Толстовым. 22 марта 1920 г. возглавляемый атаманом В.С. Толстовым небольшой отряд казаков, офицеров и беженцев Уральской армии (214 человек) вышел из Форт Александровска и ровно через два месяца тяжелого похода, 22 мая 1920 г. пересек Персидскую границу и сдался персидским властям. Затем уральские казаки были помещены в английском военном лагере в г.Басра в Месопотамии, а в конце 1920 г. на английских же судах отправлены во Владивосток. После вступления во Владивосток красных войск большая часть отряда атамана Толстова пожелала вернуться в Россию, сам же он с группой в 60 человек отбыл сначала в Китай, а оттуда - в Австралию. Еще более драматично сложилась судьба оренбургского атамана А.И. Дутова. После разгрома осенью 1919 г. Южной группы войск генерала Белова, Оренбургская казачья армия отступила сначала на Павлодар, затем на Семипалатинск и, в конечном итоге, на Сергиополь в Семиречье, где планировалось соединение с частями атамана Б.В. Анненкова . Здесь А.И. Дутов передал командование над войсками атаману Анненкову, а сам принял на себя гражданское управление Семиреченским краем. Массовый переход семиреченских казаков на сторону Советов создал угрожающую обстановку и в марте 1920 г. с отрядом в 1600 казаков А.И. Дутов через ледниковый перевал Карасарык уходит в Китай. На территории Китая оренбургские казаки были вынуждены расселиться по многим городам: Харбин, Порт-Артур, Дайрен, Кульджа и др. Войсковой Атаман и штаб обосновались в небольшом городке Суйдун. Признанный лидер белого движения, А.И. Дутов, начал устанавливать связи с Врангелем, атаманами Семеновым и Анненковым, лидерами басмаческого движения в Туркестане. В его планы входило продолжение борьбы с советской властью и объединение под своим командованием всех антибольшевистских сил, находившихся в Китае и Средней Азии. Но 6 февраля 1921 г. атаман А.И. Дутов был убит подосланными агентами ВЧК. Ненависть врагов к самому популярному и авторитетному атаману периода Гражданской войны была такова, что на следующий день после похорон, когда близкие, по православному обычаю, пришли на кладбище почтить усопшего, они увидели жуткую картину. Могила оказалась варварски разрыта, тело - обезглавлено, а голова исчезла. Гражданская война нанесла Оренбургскому и Уральскому казачьим войскам невосполнимый ущерб: всего за четыре года братоубийственного кровопролития оренбургских и уральских казаков погибло больше, чем за все войны предшествующих столетий.